Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

Виднелась перед Марысей калитка, высилась сбоку нее толстая береза, стояла она, и больше не было никого. Наверное, почудилось. С какой стати ее, польскую княгиню, может навестить призрак казацкого полковника, с которым она встречалась несколько раз в жизни и о котором давно забыла? Какая между ними связь, чтобы дух Чечеля явился перед ней? Явно ей все привиделось. Выпила у Фока, задумалась по дороге и приняла за Чечеля тень от какого-нибудь облачка. Скорее в дом, в постель, и как можно быстрее постараться забыть о неприятном происшествии у калитки.

Мазепа не принимал участия в беседе короля Карла со своей свитой. Сидел на жеребце чуть в стороне от них и лишь краем уха прислушивался к их разговору.

Полтаву, которую сейчас рассматривали король с приближенными, он знал очень хорошо и мог бы рассказать о ней многое. О том, как из маленького селеньица она постепенно превратилась в крепость, которая в 1608 году надлежащим образом была укреплена коронным гетманом Станиславом Жолкевским и с тех пор играла важную роль в защите Украины от турок и татар. Что на сегодняшний день она обнесена высоким земляным валом, в котором пять ворот с каменными башнями. А помимо вала крепость имела палисад и глубокий ров, причем вал образовывал ряд выступов, укрепленных бастионами, что позволяло осажденным вести активную фланговую оборону.

Но после памятного разговора в феврале под местечком Коломаком[80]у гетмана редко возникало желание давать королю либо кому-нибудь из его генералов советы. Коломак явился крайней восточной точкой, достигнутой шведской армией на Украине, и Мазепа пошутил, что от него до границы с Азией всего восемь миль, а в степи недалеко отсюда найден «Александрийский камень», воздвигнутый побывавшим здесь Александром Македонским. К его удивлению, король Карл воспринял это за чистую монету, и генерал-квартирмейстеру Гилленкроку пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить его.

Однако самое неприятное случилось потом, когда Гилленкрок дал совет Мазепе поменьше шутить, ибо его шутки в большинстве случаев не совсем удачны, начиная с первой, когда при встрече с королем 28 октября прошлого года он заявил: «Я приведу к вам, великий государь, столько казаков, сколько песку на берегах Черного моря, которое отныне вам принадлежит». С тех пор Мазепа предпочитал больше молчать, тем более что дела и у короля, и у него самого не особенно располагали к шуткам.

Уже с начала весны 1709 года шведская армия оказалась с трех сторон в окружении. Войска Шереметева отрезали ее от Богодухова, конница Меншикова занимала левый берег Ворсклы, казаки Скоропадского хозяйничали на реке Суле. Столь невыгодное положение не позволяло королю Карлу идти на Москву кратчайшей дорогой, требовалось искать новое операционное направление. Оно было найдено: сосредоточившись в районе реки Ворсклы, было решено начать движение к Москве по линии Харьков—Курск. Главным опорным пунктом шведской армии на Украине предполагалось сделать Полтаву и Переволочну, откуда лежала дорога в дружественные Запорожье и Крым. Таким образом, захват Полтавы являлся обязательным условием перехода шведской армии в стратегическое весенне-летнее наступление в глубь России.

Взятие Полтавы имело немаловажное значение и для Мазепы. Он был предусмотрительным человеком, поэтому наряду со своей официальной столицей на Гетманщине — Батуриным — имел и запасную на правобережье Днепра — Белую Церковь. В свое время она была «Палиевой столицей», однако по договору от 19 августа 1704 года между царем Петром и польским королем Августом II Россия брала обязательство заставить Палия прекратить войну с Речью Посполитой и возвратить ей Белую Церковь. Сам Палий был схвачен и отправлен в Сибирь, но события польской междоусобицы позволили России под видом борьбы с «узурпатором Лещинским» не выполнять этого договора, и Белая Церковь оказалась в руках Мазепы.

Не довольствуясь этим, он принялся распространять свою власть и на «восточно-польские территории», и вскоре управлял огромным краем между Днепром, Случью и Днестром, который, по словам бежавших оттуда поляков, «был в полной от его зависимости». Железной рукой Мазепа насаждал на этих землях казачьи порядки, и к концу 1708 года на правобережье Днепра было семь полковничеств, признававших Мазепу своим гетманом и живших по тем же законам, что царская Гетманщина.

Сделав Белую Церковь своей запасной столицей, Мазепа приказал дополнительно укрепить ее, назначил комендантом верного себе полковника сердюков Бурляя и даже отправил в город часть своей казны. Каково же было ему узнать, что Бурляй вместе со своим полком предал его. Вступив в сговор с киевским воеводой князем Голицыным, Бурляй сдал ему Белую Церковь без единого выстрела, получив за это сто рублей золотом и раздав от имени царя Петра своим сотникам по сорок рублей, а сердюкам по два рубля.

Если Мазепа потерял обе свои столицы — Батурин и Белую Церковь, — то почему новой его столицей не стать Полтаве? Тем более что от нее рукой подать до Переволочны и Запорожья, где находятся союзники-сечевики и откуда начинается прямая дорога в Крым, из которого король Карл надеется получить помощь у турок и татар. А гетман с собственной столицей — это не гетман в обозе иноземного короля... Кстати, не договорились ли его шведские союзнички, как собрались брать Полтаву?

Увы, спор между королем и Гилленкроком продолжался. Если Карл был убежден, что земляную крепостицу с дубовым частоколом поверх вала и с несколькими каменными башнями и бастионами взять не представит труда, то Гилленкрок считал, что для осады Полтавы у шведской армии не хватит пороха и боеприпасов. У короля это вызвало улыбку.

— Зачем нам порох и ядра? Поняв, что мы имеем серьезные намерения, русские сдадутся при первом выстреле по городу, — возразил он генерал-квартирмейстеру.

— А если нет? Штурм при недостатке огневых припасов будет трудным и может стоить огромных потерь.

— Трудным? Но мы и должны совершить то, что необыкновенно, — ответил Карл. — От этого мы получим честь и славу.

— А если отсутствие пороха и ядер заставит нас, сняв осаду, отступить от крепости? Это плохо скажется на настроении войска.

— Такого не может быть! Мы брали в Европе каменные твердыни, и земляные укрепления казацкого городка ничто перед ними. Если потребуется, мои солдаты возьмут их с помощью одного холодного оружия. Кстати, чтобы русские не ломали голову над причиной нашего появления, прикажите передовому отряду сегодня же атаковать крепость.

— Он произведет демонстративную атаку, — пообещал Гилленкрок и добавил: — Государь, на угловую башню поднялись двое русских и наблюдают за нами в подзорные трубы. Не сомневаюсь, что один из них — комендант крепости. Догадывается ли он, какая печальная участь вскоре ждет его?

— Думаю, нет, — усмехнулся Карл. — Иначе он не глазел бы на нас, а велел бы поднимать над бастионами белые флаги.

— У него еще будет время сделать это...

Гилленкрок не ошибся — на бастионе действительно стояли русский комендант Полтавы полковник Алексей Степанович Келин и полковник Полтавского казачьего полка Иван Левенец. Келин, как и другие русские коменданты малороссийских крепостей, еще в январе получил приказ царя: «Ежели неприятель будет вас атаковать, то, с помощью Божиею, боронитца до последнего человека, и ни на какой аккорд с неприятелем никогда не вступать под смертной казнию».