«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

пустошь, заметало среди остроигольной зелени нарождающихся колосьев, которые заряжали его электричеством при каждом соприкосновении, зашатало пьяной вороной с места на место, пустопорожнего той совершенной пустотой, что кукожит от старости солому в забытых на солнце стогах.

VIII

30 марта

Жакмор выскочил на дорогу и вдохнул свежий воздух. Он чувствовал новые разнообразные запахи, которые будили недораспутанные воспоминания. Вот уже целую неделю, как он поглощал всю полноту ментальной сущности черного кота и не переставал удивляться; с большим трудом ему удавалось разбираться в этом сложном и безудержно чувственном мире. Было бы неверно утверждать, что психиатр унаследовал качественно новый образ жизни; его основные физические привычки и рефлексы были слишком хорошо закреплены, чтобы сильно измениться от редких, а следовательно, малоэффективных контактов с черным котом; ему становилось даже смешно от собственных попыток уверить – и убедить – самого себя в том, что он испытывает необходимость чесать за ухом ногой или вставать на четвереньки, сгибая локти и поджимая кулаки под подбородком. Но возникало немало желаний и ощущений, даже мыслей, глубину и притягательность которых он себе плохо представлял, например, он почувствовал, что в нескольких метрах от дороги растет куст валерианы. И тем не менее решительно отвернулся от него и пошел в обратном деревне направлении, к скалистой тропе. Вперед его вела идея, и находил он ее весьма удачной.

Он дошел до края обрыва, легко обнаружил едва заметную тропинку, выбитую падающими камнями, затем, не раздумывая, развернулся и начал спускаться, помогая себе руками. Он даже что-то испытывал, когда камни обваливались под его ногами, но, несмотря ни на что, движения отличались такой ловкостью и точностью, которые никогда ранее не проявлялись. Несколько мгновений спустя он уже стоял у подножия скалы. Между изрезанными рифами отступающее море обнажило узкую полосу намытых булыжников с глубокими воронками. Жакмор поспешно направился к одной из них. Подкрался, выбрал удобное место, закатал рукава и склонился. Скрюченные пальцы едва касались воды.

Прошло несколько секунд. Маленькая желтая рыбка мелькнула в зеленом иле. Она почти не выделялась на растительном фоне заболоченной воронки, но Жакмор увидел, как трепыхались ее тонкие жабры, и его сердце радостно забилось.

Он резко выбросил руку вперед, схватил живность и поднес ее к лицу. Пахло очень вкусно.

Облизнувшись, он открыл рот и с хрустом откусил голову извивающейся рыбы.

Изумительно. А сколько их еще там, в этой луже, – пруд пруди!

IX

16 апреля

Ангель положил на верстак клепальник и наковальню, вытер рукавом пот со лба. Он только что закончил обшивку правого борта. Красные медные гвозди протянулись изящной линией по светлому дереву. Лодка обретала очертания. Пока она еще покоилась в дубовой колыбели, обращенной к морю; под откос скалы уходили два дубовых рельса.

Прямо здесь, в куче щепок и опилок, сваленных в углу мастерской, играли его дети. Развивались они невероятно быстро; все трое уже ходили, цокая маленькими железными подковами, правда, ступни Ситроэна еще чуть-чуть кровоточили по вечерам, зато подошвы более грубоватых Жоэля и Ноэля крепились изо всех сил и понемногу роговели кожей.

Ангель недоумевал: уж время полдничать, а няньки нет и нет. Детей ведь надо кормить. И тут он вспомнил, что у служанки сегодня выходной. Вздохнув, он посмотрел на часы. Иногда – правда, это случалось все реже и реже – Клементина все-таки забывала их покормить, и если он позволял в ее адрес хотя бы малейший упрек, она отвечала дерзко, со злобной уверенностью в своей правоте. При этом дети, принимая сторону матери, взирали на обескураженного Ангеля чуть ли не с иронией.

Вот и сейчас, разглядывая сыновей, он встретил мрачный взгляд Ситроэна и почувствовал себя неуютно. Ангель с досадой подумал, что они получили то, что заслуживали. Он был бы и сам не прочь их приласкать и потискать, но к нему за этим никогда не обращались.

«Им нравится чувствовать себя обиженными», – с горечью заключил он и подошел к детям.

– Пошли полдничать, карапузы, – позвал он.

Жоэль и Ноэль подняли головы и недовольно заурчали.

– Ачу Тину, – заныл Жоэль.

– Тину, – повторил Ноэль.

– Клементины здесь нет, – сказал Ангель. – Пойдем ее поищем.

Ситроэн гордо зашагал к дому. Ангель протянул руку двойняшкам, но они отказались от помощи. Подняв целое облако пыли, они выбрались из кучи щепок и опилок и неуклюже побежали за братом. Лицо Ангеля покрылось испариной, он начинал нервничать. Тем не менее пошел вслед за детьми, опасаясь многочисленных подвохов со стороны каверзного сада; несмотря на раздражение, он очень переживал бы, если б с ними что-нибудь случилось.

Детей он догнал уже внутри дома. Пронзительными выкриками Ноэль звал мать, Жоэль ему вторил.

– Довольно! – решительно оборвал Ангель.

Они, присмирев, затихли.

– Идите на кухню! – приказал Ангель.

Его удивило, что ничего не было готово. Уж полдник она могла бы приготовить! Он неумело посадил их перед чашками с молоком и тартинками – тут же началось шумное обжорство – и направился к выходу. В дверях он чуть не столкнулся с Жакмором.

– Вы не видели Клементину? – спросил он.

Психиатр по-кошачьи почесал за ухом.

– Мм… – протянул он, не желая себя выдавать.

– Бросьте ваши кошачьи замашки, – разозлился Ангель. – Можно подумать, вас это так сильно увлекает. Скажите лучше, где моя жена.

– Мне так неудобно… Я, видите ли, совершенно случайно зашел в столовую, – начал извиняться Жакмор, – и она была там…

– Ах вот как?! – рявкнул Ангель.

Он оттолкнул Жакмора и ринулся в столовую. Психиатр шел по следу. Он воздержался от комментариев, хотя было очевидно, что гнев Ангеля выражал не что иное, как досаду на свою собственную неспособность общаться с детьми.

На ходу Ангель сочинял резкую тираду. Он редко выходил из себя, и это всегда происходило из-за детей. Ему следовало больше заниматься их воспитанием. Его трясло от злости. Сердце бешено колотилось в груди. Издевается она, что ли…

Он распахнул дверь и застыл на пороге. Лежа на обеденном столе, со спущенными до коленей штанами, Клементина извивалась всем телом. Грудь вздымалась, кулаки судорожно сжимались. По глади стола взад-вперед скользили подрагивающие ягодицы. Бесстыдно раздвигались ноги, из приоткрытых губ вырывались слабые стоны. Ангель бестолково потоптался и попятился к выходу. Его лицо медленно принимало пунцовый оттенок. Он закрыл дверь и быстро вышел в сад. Жакмор остановился на крыльце, проводил Ангеля взглядом до поворота аллеи и вернулся на кухню.

– Интере-есно… – протянул он.

В считаные секунды он устранил последствия детского полдника. Пресытившиеся засранцы радостно лепетали. Он утер измазанные мордашки и вытолкнул грязнуль из кухни.

– Идите поиграйте с папой, – сказал он.

– Ачу… Тину, –