Серебряная богиня - Джудит Крэнц

Дверь со скрипом отворилась, и Дэзи буквально ввалилась в маленькую, заполненную людьми приемную, где ее уже ждали. Пока шел обмен светскими приветствиями, Дэзи обежала глазами комнату. Самым примечательным в ней было… отсутствие самого Дэнила.

Впрочем, Дэзи была к этому готова. Раньше ей уже приходилось слышать от фотомоделей, что сам маэстро, как правило, появлялся после некоторой паузы, соответствующим образом обставляя свое появление.

Дэзи между тем поймала на себе одобрительные взгляды гримера и парикмахера — Алонзо и Робертсона. То были ветераны, которых Дэнил всегда приглашал перед ответственными съемками: они знали, что им предстоит проработать над моделью по крайней мере часа три, прежде чем начнется процесс собственно фотографирования. Его работа во многом зависела от их таланта: великий маэстро нуждался в них, чтобы в очередной раз подтвердить свое мастерство — умение создать на пленке образ более совершенный, чем в реальной жизни. Редакторы никогда не опасались за результат съемки у Дэнила. Алонзо и Робертсон, которым платили семьдесят пять долларов в час при гарантированном минимуме в пять часов работы ежедневно, явно радовались возможности поработать в этот день для маэстро, у которого всегда имелась в запасе свита раболепствующих гримеров и парикмахеров.

— Мне не нужен сегодня ни один из вас, — улыбнулась Дэзи Алонзо и Робертсону. — Я думала, с вами уже договорились об этом.

Робертсон бросил быстрый взгляд на Алонзо, как бы вопрошая: «Что это она себе позволяет?»

Кэндис Блюм поняла, что нужно срочно вмешаться.

— Я сообщила Дэнилу о таком пожелании, но он настаивал.

Она с умоляющим видом взглянула на Дэзи, давая понять, что «Пипл» не терпит никаких стычек, когда речь идет о материале настолько важном, что фото дают на обложку. Между тем Алонзо попытался заманить Дэзи в костюмерную.

— Милочка, проходите вот сюда и присаживайтесь к туалетному столику, — сладким голосом пропел он. — Пора начинать, уже довольно поздно, у нас мало времени.

— Не думаю, что стоит спешить, — ответила Дэзи.

Сотрудник журнала, предчувствуя назревающую ссору, вытащил привычным движением блокнот и ручку.

— Дэнила сюда, Робби, — скомандовал косметолог и обратился к Дэзи: — Я могу называть вас княжной?

— Можно просто Дэзи, — сухо бросила она.

Боже, до чего надоели ей эти вопросы! Всегда одно и то же…

* * *

Тем временем появился сам Дэнил, раздосадованный, что его отвлекли от настоящего искусства, каковым он считал искусство ретуши. Обычное лицо, ничем не примечательное, худощавый, коротко подстриженные светлые полосы, отметила про себя Дэзи. Одного быстрого, все вбирающего взгляда ему было достаточно, чтобы оценить неотразимое обаяние красоты Дэзи и тут же отмести от себя ее чары. На двадцать пять минут работы, прикинул этот безликий маэстро в выцветших джинсах и ботинках на высоком каблуке. Таких в этом году через меня прошла пара сотен, не меньше.

Не одна женщина была наказана им за свою ошибку — все они полагали, что смогут подчинить его своим капризам. Вот и сейчас, подняв безразличную, томную бровь, он объявил, адресуясь сразу ко всем, кто заполнял приемную:

— Будет, как я сказал.

Но Дэзи и не думала сдаваться.

Дело в том, что годы работы с коммерческими роликами многому научили ее по части косметики, которой сама она пользовалась весьма умеренно.

— Я уже подвела глаза и накрасила губы. Гримом я никогда не пользуюсь. Так что зачем мне нужна вся эта косметика?

— Ребята, вы что-то завозились, — произнес Дэнил так, словно Дэзи вообще ничего не говорила и отвечать ей не требовалось.

Оценив ситуацию (ибо Кэндис Блюм цепко схватила Дэзи за одну руку, а в другую вцепилась старший редактор «Пипл»), она поняла, что находится в явном меньшинстве и любое сопротивление было бы просто смехотворным. Высвободившись из их капкана, она с гордо поднятой головой последовала в узкую костюмерную, где перед длинным столом, над которым тянулось зеркало, стояла высокая кухонная табуретка.

Усаживаясь, Дэзи услышала, как старший редактор «Пипл» озабоченным голосом произнесла:

— Но, Дэнил, дорогой, вы ведь не отказались от того, чтобы портрет был выполнен в стиле, положенном для королевской семьи?

— А я думала, мы договорились сделать его в духе ностальгии по старым временам? Разве не так, Марсия?

— Лично я ничего не имею против любой ностальгии, Фрэнси, но при условии, что все будет выдержано в строгих тонах, — огрызнулась старший редактор в ответ на замечание младшей.

— Попробуй свежий сок папайи, — посоветовал Дэнил, прежде чем подняться к себе.

Не шевелясь, Дэзи наблюдала за тем, как Алонзо ловко наносит на теплую поверхность ее кожи тонкий ровный слой бежеватой жидкости, призванной создать тот фон, на котором ему предстояло, по своему разумению, рисовать все то, что отвечало его собственным представлениям о женской красоте. Вскоре слой этот уже покрывал все ее лицо и шею. Даже губы потеряли свою розовую свежесть под бежевым слоем. Исчезли и ее золотистые брови — тон доходил до самых корней волос, и лишь несколько непокорных прядей своим серебристым блеском как бы бросали вызов тому насилию, которое над ней учиняли.

— Боюсь, вы можете слегка перепачкаться. Возможно, стоит накинуть халат? — спросил Алонзо, явно довольный плодами своей разрушительной деятельности.

Дэзи открыла рот, собираясь что-то сказать.

— Молчите! Ради бога, молчите! — предостерегающе завопил Алонзо. — У меня еще не готовы губы.

На пороге костюмерной, с карликовым королевским спаниелем на руках, появилась фигура молодого мулата — это был Анри, помощник Дэнила по стилевой композиции. Медленно поводя томным взглядом, он с презрением взирал на манипуляции с лицом Дэзи. Однако в конце концов он снизошел настолько, что протянул Дэзи махровый халат и жестом указал на ванную комнату, где можно было переодеться.

Через несколько минут Дэзи вернулась к своему неудобному табурету и, смирившись, стала наблюдать за тем, как Алонзо приступил к нанесению теней на ее бежевую маску, орудуя жирным коричневым карандашом.

Продолжая наносить легкие штрихи, Алонзо доверительно наклонился к ней:

— Пять разных экстрасенсов говорили мне, что в этом году я получу работу в Голливуде.

Дэзи постаралась изобразить глазами вежливое любопытство — теперь она могла разговаривать лишь с помощью глаз. Правда, цвет ее темных зрачков был таким насыщенным, что не мог передать столь слабых эмоций.

— Знаете ли вы Голливуд? Нет! Не говорите, не говорите! И глаза закройте!

Дэзи повиновалась, испытав при этом истинное облегчение: маленькая комната, забитая глазевшими на нее людьми, исчезла сразу же, как только опустились ее веки. Единственное, что она чувствовала, это прикосновения различных кисточек к ее лицу. Неожиданно она ощутила на своих волосах чьи-то руки и услышала возмущенный голос Алонзо: