Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров

Сказания: единоборство Пересвета с татарским богатырем, испытание примет Дмитрием Волынцем проводы русских воинов из Москвы на поле битвы, переодевание великого князя и поиски его среди убитых.

Влияние устной народной поэзии на Сказание о Мамаевом побоище мы можем обнаружить и в использовании, его автором отдельных изобразительных средств, восходящих к приемам устного народного творчества. Русских воинов он постоянно сравнивает с соколами, врагов русские побивают «аки лес клоняху, аки трава от косы постилается». Фольклорные образы подвергались в Сказании книжной обработке, и в ряде случаев за этой книжной обработкой даже нельзя обнаружить первоначальной эпической основы. Но много и таких примеров, где за книжной, риторической оболочкой мы все же можем распознать эпическую основу того или иного эпизода, образа.

Иногда эпическая основа, фольклорная сущность как бы вступает в борьбу с той риторической формой, которую автор Сказания пытался ей придать. В этом отношении чрезвычайно показателен традиционный образ — символ народно-эпического творчества — «битва — пир». В Сказании этот поэтический фольклорный образ переплетается с религиозным образом «смертная чаша».

В. П. Адрианова-Перетц показала, что соединение фольклорного образа «битва — пир» с религиозным образом «смертная чаша» вообще характерно для древнерусской литературы. В этой связи она пишет: «Украшенное заимствованиями из Задонщины Сказание о Мамаевом побоище нередко пользуется образом битвы — пира и смерти в бою — чаши, причем сопровождает слово «чаша» то книжным эпитетом «смертная», то перенесенными из «Задонщины» — «медвяная, поведеная»[748]. Великий князь накануне боя обращается к воинам с такими словами: «Уже бо гости наши приближаются… Утре бо нам с ними пити общую чашу, межу събою поведеную, ея же, друзи мои, еще на Руси въжделеша». Начало этой цитаты построено на эпическом образе «битва — пир»: враги названы гостями, вторая же ее половина строится на религиозной символике «смертная чаша». Но эпический, народно-символический характер этого образа преобладает, и в дальнейшем, в тех случаях, когда автор снова возвращается к мотиву «битва — пир», символика библейской смертной чаши окончательно затемняется эпической окраской. После поединка Пересвета с татарским богатырем Дмитрий говорит: «Се уже гости наши приближилися и ведуть промеж собою поведеную, преднии уже испиша и весели быша и уснуша». Волынец, удерживая русских воинов от преждевременного выезда из засады, обращается к ним с такими словами: «…будетъ ваше время коли утешитися, есть вы с кем възвеселитися». В этих примерах мы видим эпический, народно-символический характер образов.

Такое переплетение, смешение риторических образов с эпическими, включение их в эпизоды по своей сути эпические мы находим не только в сравнении битвы с пиром. Например, описывая зловещие предзнаменования природы перед боем средствами, заимствованными из Задонщины и фольклора, автор оканчивает это повествование такими словами: «…ждуще того дни грознаго, богом изволенаго, в нь же имать пасти трупа человечя». В какой-то мере являясь отражением фактов реальной действительности, реальных обычаев, плач великой княгини должен рассматриваться и как отражение народного, фольклорного воздействия на Сказание. И хотя автор дает этот плач в форме молитвы, все же наряду с яркой религиозной окраской мы видим в нем и отражение элементов не книжного, а живого народного плача-причитания. Это та часть плача великой княгини, где она говорит о своих детях: «…Аз бо, грешная, имею ныне две отрасли, еще млады суще, князи Василиа и князя Юриа. Егда поразить их ясное солнце с юга или ветр повееть противу запада, обоего не могутъ еще тръпети».

Наиболее поэтические картины в Сказании — это те места памятника, в которых автор рисует природу. Описания природы в нем немногочисленны, но тем не менее они играют большую роль и в идейном содержании и в художественной системе произведения. Для изображения природы автор в значительной степени пользуется материалом Задонщины, но в тексте Сказания этот материал приобретает уже самостоятельное значение.

Природа в Сказании символизирована, она выступает как сила, сочувствующая русским воинам. Описывая выезд русского войска из Москвы, автор говорит, что «солнце ему (Дмитрию Донскому. — Л. Д.) на въстоце ясно сиаеть, путь ему поведаеть». Эта картина природы символизирует успешный исход предстоящего сражения.

Ласковое, сочувствующее «поведение» природы по отношению к русскому войску отмечается автором и в других местах Сказания. Так, когда Дмитрий, после разделения войска между несколькими князьями, идет к Коломне, то «напреди же ему солнце добре сиаеть, а по нем кроткый ветрец вееть».

Автор красочно изображает поведение зверей и птиц, природу накануне боя. В какой-то мере здесь отразилась реальная действительность, но все же главная цель чисто поэтическая: передать настроение тревожности, напряженности и настороженности перед сражением. Кроме того, это описание представляет собой символическое предзнаменование предстоящего кровопролитного боя. Данный символ в письменной древнерусской литературе имеет своими истоками устную поэзию[749].

Символическая роль природы с наибольшей силой показана в рассказе об испытании примет Дмитрием Боброком Волынским. Перед боем Дмитрий Волынец приникает ухом к земле и слышит, как земля плачет «надвое»: «Едина бо сьстрана, аки некаа жена, напрасно плачущися о чадех своихь еллиньскым гласом, другаа же страна, аки некаа девица, единою възопи вельми плачевным гласом, аки в свирель некую, жалостно слышати вельми». Этот образ — одухотворение земли — окрашен человечностью, гуманностью, яркой лиричностью. Земля, на которой сейчас произойдет кровопролитная битва между русскими и татарами, горюет о гибели людей. Татарская земля, откуда пришли татары, плачет о погибели своих чад, русская земля горюет о своих детях — русских воинах, многие из которых должны пасть на поле битвы.

Автор еще раз в Сказании говорит о земле, как об одухотворенном существе: «И в то время, братье, земля стонеть вельми, грозу велику подавающи на веток нолны до моря, а на запад до Дунаа; великое же то поле Куликово прегибающеся; рекы же выступаху из мест своих, яко николй же быти толиким людем на месте том». Без сомнения, образ стонущей и плачущей земли — это не просто механически употребленная поэтическая гипербола, а продуманная картина с глубоким смыслом. Земля олицетворяет собой мирный труд: ведь воины, которые сейчас начнут биться, это — простые труженики, дети земли, которую они обрабатывают и которая питает их своими плодами. И вот вместо мирного труда предстоит жестокое сражение на матери-земле, и поэтому она плачет и стонет. Уже само употребление этих слов говорит о желании автора подчеркнуть горе и страдание, постигшие людей.

Окончание вышеприведенной цитаты представляет собой гиперболическое описание Куликова поля, на которое пришло огромное войско. Здесь литературный образ особенно отчетливо выступает в слиянии поэтической метафоричности с реальностью. Вышедшие из берегов реки символизируют предстоящее кровопролитие, но сам же автор переносит