Серебряный пояс - Владимир Топилин

Хмурый вечер гасит промозглый день. Пора становиться на ночной отдых. Ведомый караванщик, Михаил Самойлов, ищет место для стана. Вот у ручья хорошая поляна. Здесь есть осока для лошадей. Под деревьями можно натянуть полог. Рядом много сушняка для костра. Однако Мурташка опять недоволен:

— Утром погода другая будет. Ветер сверху ручья потянет, весь дым костра нам в голову пойдет, плохо спать будет.

Спутники соглашаются. Авторитет Мурташки неоспорим. Опытный следопыт знает тайгу лучше любого зверя. С этим согласен даже Михаил Самойлов. Поэтому, несмотря на то что медвежатник ведет караван, показывает дорогу, все беспрекословно соглашаются с любым мнением Мурташки. То, что русскому хорошо, хакасу гвоздь в ногу.

Караван едет дальше. Михаил показывает второе место для ночлега, третье. Все его предложения Мурташка категорически отклоняет по той или иной причине. Спутники подавленно молчат, слушают человека тайги, продвигаются вперед.

Наконец-то Мурташка указал на прилавок под горой:

— Там спать будем! Там сухо, ветра нет.

Все переглянулись: дров нет, до воды далеко, лошадям есть нечего. Но все молча правят коней к указанному месту: раз Мурташка сказал, значит, так тому и быть!

Путники выехали на прилавок, спешились, сняли со спин уставших животных котомки. Гришка Усольцев стал разводить костер. Влас Бердюгин пошел с казаном за водой. Михаил Самойлов стал стреноживать лошадей, но Мурташка остановил его:

— Подожди, Миша! Надо дрова возить. Там, — указал рукой на сухую ель, — дрова. Твой конь сильный, хорошо сутунки таскать. Езжайте с Гришкой, дрова рубите, сюда на коне возите. Я тут стан делать буду. Влас кашу варить станет.

Михаил с Гришкой переглянулись: зачем валить огромную ель, если вокруг много тонкомера-сушняка? Но все же послушались старшего, молча взяли топоры и пилу, пошли с конем за дровами.

Пока дровосеки возили сутунки, Мурташка с Власом раскинули полог, подготовили место для ночлега. На жарком костре пыхала, довариваясь, каша с мясом. Рядом свистел носиком легкий, походный чайник.

За приготовлениями стана путники не заметили, как на тайгу навалились сумерки. Черные горы растворились во мраке ночи. Отбрасывая назад странные, причудливые тени, хвойные деревья образовали перед костром мрачный хоровод. В тальниках у ручья, выбирая сочную осоку, бряцая боталами, паслись стреноженные кони. В стороне, под разлапистой елью, где сухо, чутко дремали собаки.

Наконец-то охотники окружили большой, ведерный казан с горячим ужином. Каждый вытащил из своей котомки деревянную ложку, берестяную кружку. Однако с трапезой задержались. Мурташка хитро смотрел на Власа, ожидая, когда тот достанет из торбы заветную фляжку с огненной жидкостью. Влас не стал испытывать терпение спутников, торжественно, как это бывает в подобных случаях, полез рукой в объемистую поклажу, некоторое время там что-то искал, потом разочарованно дрогнул бородой:

— Нету!

Мурташка недоверчиво посмотрел на него, переглянулся с Михаилом и Григорием, подскочил на ноги, обиженно вытянул губы дудочкой:

— Как нету? Кто брал? Я, однако, не брал. Гришка не брал. Михаил не брал. Кто брал? Куда девал?

Влас строго посмотрел на доверчивого хакаса, еще раз, испытывая его терпение, сухо провел по берестяной стене торбы пальцами (продолжая разыгрывать шутку), потом расцвел улыбкой:

— Вот она, заветная! В угол завалилась!

Наивный, как ребенок, Мурташка, ежедневно воспринимавший его шутку за правду, облегченно вздохнул, присел на свое место, стал обиженно выговаривать:

— Фух! Нехорошо, Влас, врать. Костя Мурташке никогда не врет. Костя Мурташке всегда вечером наливает. Один Влас всегда шутит: нету… пролил… потерял. Нехорошо так говорить. У Мурташки сердце остановилось. Как так? Куда потерял? Кто из торбы спирт брал? Где вор? Мурташка не вор. Мурташка честный хакас! Не надо, Влас, врать!

Все дружно засмеялись над проделкой Власа и над чувствами охотника: пора бы уже привыкнуть. Да только как растолковать доверчивому хакасу, что без шуток в тайге нельзя?

Влас успокоил Мурташку, налил по кружкам спирт. Все четверо выпили, потянулись ложками в казан за кашей. Бородатые лица мужиков стали опять серьезными. В голове крутятся запутанные мысли. Третий день караван крутится по окрестным перевалам, а следов медведя с кривой лапой так нигде не встретили. Слишком все запутанно, непонятно, загадочно. Однако охотники надеются на Мурташку, что он во всем разберется. Это подтвердил Иваницкий. Нисколько не сомневаясь в своем преданном следопыте, золотопромышленник уверенно сказал:

— Вон, возьмите с собой моего Мурташку! Для него в тайге никаких тайн нет. Он вам снимет шкуру с вашего криволапого медведя!

Отношения Константина Иваницкого и простого охотника хакаса Мурташки для приисковых мужиков удивительны. Спокойный и уверенный характером, движениями, чувствами и эмоциями, Мурташка предан своему хозяину, словно цепной пес. Охотник чувствует настроение Иваницкого, как переменчивую в тайге погоду. Когда хозяин бывает хмур и угрюм, Мурташка тихо сидит где-то рядом в стороне, стараясь не обронить лишнее слово. Если золотопромышленник весел и общителен, хакас тут же растягивает на своем лице довольную улыбку. Без лишних слов Мурташка ухаживает за лошадью хозяина, готовит в дорогу необходимый скарб, чистит ружье, моет сапоги, расправляет постель. Проще говоря, выполняет работу денщика. Во время таежных переходов хакас считается лучшим проводником, всегда едет впереди, показывая дорогу. На привалах готовит дрова и устраивает стан. Мурташке нет равных в охоте на любого зверя, обитающего в Саянских горах. Он умеет без собаки добывать соболя. Умело манит на берестяную дудка марала. Может с подхода выследить сохатого. Может без страха встать перед медведем с одним ножом. Устраивая хозяину охоту, Мурташка старается делать так, чтобы она всегда имела успех, при этом не переставая удивлять Иваницкого своим острым, предприимчивым складом ума, хладнокровием и смелостью. Будучи страстным любителем сибирской охоты, Константин Иваницкий так или иначе значительную часть своей жизни проводил с Мурташкой в тайге. Определившись с работами на своем золотом прииске в Белом Июсе, золотопромышленник приказывал Мурташке готовить лошадей, продукты. Собравшись, вдвоем с ним уезжал в горы на неделю и больше. Следствием подобных путешествий, как правило, являлись достойные охотничьи трофеи, глубокие познания тайги, а также новые, никому ранее не известные золотые месторождения. Только Иваницкий и Мурташка вдвоем знали по памяти, где находятся заветные жилы. В народе ходили слухи, что у Иваницкого есть своя большая карта, на которой желтыми крестиками указаны заветные места. Кто однажды случайно видел эту карту, поражался обилию крестиков и знаков, понятных только одному хозяину.

Доверительные отношения Иваницкого и Мурташки имели прочную основу. За время таежных переходов с ними случалось много разных казусов, где им приходилось не раз помогать друг другу выбираться из лап смерти. Для Мурташки Иваницкий был не просто хозяином, но и большим другом. К подобному обстоятельству хакас относился с большой ответственностью. Он мог, не задумываясь, броситься за Иваницким со скалы, замерзнуть на морозе рядом с ним, но не бросить, по первому слову, не раздумывая, сделать то, что попросит Иваницкий, что иногда и случалось.