Последний рыцарь короля - Нина Линдт

– Вы же знаете, донна Анна, что я умру. Не обманывайте, вы не умеете. Я закончил свой путь…

К ним подошел Людовик и вслед за ним священник, причастивший герцога. Вместе с ними подошли и его самые близкие друзья. Донна не могла поверить, что это конец.

– Теперь я чист перед Господом и перехожу в его руки спокойно. Только одно желание связывает меня с этим миром. Могу ли я попросить вас исполнить его, донна Анна?

– Все, что пожелаете, друг мой, – ласково перебирая в руке его волосы и вытирая себе слезы, сказала донна Анна. – Я исполню все.

– Станьте моей женой.

Донна заплакала горше и улыбнулась.

– Да.

Людовик кивнул, взял герцога за руку. И протянул вторую ладонь донне. Всхлипнув, донна опустила дрожавшую ладонь на перчатку короля, и Людовик соединил их руки.

Священник в облачении воина перекрестил их и спросил:

– Берете ли вы, Гийом, герцог Бургундский, эту женщину в жены?

– Да! – выдохнул герцог так искренне и счастливо, что донна Анна засмеялась сквозь слезы.

– Берете ли вы, донна Анна, этого мужчину в мужья?

Рыдание вырвалось из груди донны, вслед она сказала:

– Да!

Пока священник благословлял их, герцог поднес руку донны к губам и поцеловал. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом.

– Я бы хотел коснуться ваших волос, моя прекрасная супруга, – в глазах герцога сверкнула тоска. Донна Анна бросила взгляд на стоявшего рядом де Сержина и наблюдающего за разговором короля и решительно сняла свою белую накидку с головы, наклонившись к герцогу. Ее светлые, кудрявые волосы волной рассыпались по груди умирающего, и де ла Маршу показалось, что он даже почувствовал сладкий аромат цветов, исходящий от ее волос. Герцог Бургундский дотронулся до ее лба, и так же ласково, как она гладила его, провел пальцами по ее волосам, наслаждаясь их переливающимся блеском в руках, игрой с солнцем, которое вплетало золотые нити в локоны донны.

– Они такие, как я думал, – сказал он, наконец. – Теперь я готов. Де ла Марш!

Граф приблизился к нему.

– Позаботься о ней, прошу, – срывающимся голосом просипел герцог.

Граф поклонился ему, от горя весь серый.

Герцог старался запомнить фарфоровую бледность красавицы, льющей над ним слезы.

– Вы ангел, – прошептал он в полубреду, закрыв на миг глаза. – Вы мой ангел с белыми крыльями. Вы несете меня наверх, только дух захватывает от высоты…

– Вы достойны ее, мой друг. Вы вознесетесь выше небес, обещаю вам, – плача, говорила донна Анна, прижимаясь лицом к рукам герцога. Ей было так больно, как не было еще никогда. Сердце сжималось, болезненно и тревожно. Наклонившись к нему, целуя его руки, всхлипывая от рыданий, она произнесла:

– Мой герцог! Я люблю вас! Люблю вас! Люблю! Не уходите! Не оставляйте меня!

Герцог выгнулся на ложе и замер так, боясь упасть назад и испустить дух. Его глаза нашли любимое лицо, и он попытался улыбнуться ей, но у него не было сил. Она словно почувствовала его желание и, наклонившись к нему, поцеловала в губы, и его последний вздох согрел ее лицо.

– Гийом! Гийом! – донна Анна сжимала его руку, целуя ее нежно и часто. – Будьте счастливы, мой друг.

Она наклонилась к нему очень низко и прошептала на ухо: «Простите меня, Гийом. Простите, – рыдания душили ее, она силой заставила себя закончить: – Простите за ложь и обман. Надеюсь, что вы найдете ее там. Свою Любовь».

Потом она поцеловала его в лоб, прижавшись губами к лицу, ладонями обняв его впалые щеки, словно хотела спрятать в своих руках, и закрыла ему глаза, ее волосы накрыли его грудь золотым полотном, пока донна в последний раз ласкала заостряющееся лицо своего друга и супруга. Герцог казался теперь постаревшим и измученным, его фигура была огромной, и склонившаяся над его телом женщина казалась маленькой белой птичкой.

Вильям Уилфрид взял донну за плечи и отвел от ложа, забрав с собой ее белую манишку, лежавшую на земле.

– Вы сделали все, что могли. Пойдемте.

– Простит ли он меня за ложь? Простит ли за обман? – Уилфрид на мгновение подумал, что она с горя помешалась. Он поспешил увести ее от остальных и усадил под пальмой. Она устало оперлась спиной о шершавый ствол дерева, он дал ей попить из фляги и, намочив платок, вытер ее красное от слез лицо.

– Вы сделали счастливыми последние мгновения его жизни. Все в этот момент испытывают страх и ужас, боль и страдание, а вы помогли ему уйти с миром и без страха. Ты очень сильная, – переходя на ты, добавил он вполголоса, – я восхищаюсь тобой. Ты сильнее, чем я думал.

Донна Анна горько расплакалась и ласково обняла своего единственного друга.

Король пожелал, чтобы герцога торжественно похоронили, прежде чем войско, или, вернее, все, что от него осталось, покинет стоянку. Смерть верного воина и ценного друга, казалось, подкосила короля. Теперь ясно было видно, что его одолевает дизентерия и лихорадка: светлые волосы намокли от пота и слиплись в тонкие прядки, глаза были красны, он время от времени надолго закрывал их, словно засыпая.

Гийом был для своих рыцарей вторым после короля человеком в мире, без него они оказались растерянными. И все без исключения скорбели о погибшем герцоге. Его тело завернули в полотно с его гербом, которое он мечтал поднять, как штандарт, рядом с королевскими лилиями над Каиром.

Под конец церемонии королю стало хуже, и он удалился с могилы, чтобы прилечь. Рыцари проходили и прощались один за другим, бросая песок и землю в могилу крестоносца. Герцога хоронили на холме, покрытом песчаным заносом. Но с этого холма открывался великолепный вид на Нил и равнины, и рыцарям показалось, что лучшего места для Гийома Бургундского им не найти. Он воспарит над долинами, где умерли его товарищи, и будет ближе к небу, чем все остальные.

Наконец рыцари попрощались с герцогом и отправились собираться в путь, на холме осталась только донна, пока крестоносцы, с трудом опираясь на седла, садились на не успевших как следует отдохнуть лошадей и грузили телеги, у нее оставалось несколько минут на последнее прощание.

Нерешительно она приблизилась к насыпи с крестом и некоторое время созерцала его, не в силах уяснить, что он находится там, внизу. Потом она преклонила колени перед крестом.

– Спите спокойно, мой рыцарь… – дотрагиваясь пальцами до грубого деревянного креста, прошептала Анна. – Вы заслуживаете прекрасной усыпальницы из белого мрамора. Вас должны помнить и любить люди… Но увы, даже этого вы лишены. Но память, моя память о вас не умрет никогда, Гийом. Вы человек, который был слишком велик для своего времени. Впрочем, вряд ли для таких, как вы, существует время… Вы бессмертны. Вы совершенны. И вы победили, герцог, – чувствуя, что сейчас разрыдается, прошептала она. – Вы победили.