Прямая и явная угроза - Том Клэнси

— Уже раз тридцать, — заметил Ореза.

— Расскажи ему ещё раз, Мэтт, — предложил Райли.

— Да я не все и видел, понимаешь...

— Это точно, половина команды травила за милую душу. Тогда был настоящий шторм. Вертолёт не мог прийти на помощь, а этот контейнеровоз — кормовая его часть, носовая уже потонула, — казалось, вот-вот перевернётся...

Не прошло и часа, как компания выпила ещё по две кружки, и трое мужчин с аппетитом поглощали сосиски с тушёной капустой, что отлично шли под пиво.

Стюарт старался не уклоняться от рассказов про своего нового адмирала, начальника юридического управления береговой охраны, в котором офицеры-юристы являются одновременно строевыми офицерами, способными управлять кораблями и командовать матросами.

— Слушайте, ребята, а что это за рассказы относительно вашего корабля и двух мудаков-наркоманов? — спросил наконец адвокат.

— Какие рассказы? — Португалец ещё не успел растерять бдительность, свойственную трезвому моряку.

— Да парни из ФБР заходили к Хэлли, понимаете? Потом мне пришлось перепечатывать документы своём «Зените».

— Ну и что говорили фэбээровцы?

— Я не имею права рассказывать... да хрен с ними! Так вот, дело закрыто. К вам нет никаких претензий. Бюро не проявляет больше никакого интереса к происшедшему. Они сказали вашему шкиперу: «Больше не выкидывай таких фокусов». Ясно? Знаете, к чему привёл этот суд над колумбийскими недоносками? К операции «Тарпон», вот к чему! Это вы накололи мерзавцев, да ещё как! Вы что, не знаете об этом?

— Какая операция? — Райли не читал газет и не включал телевизор уже несколько дней. Ему было известно о смерти директора ФБР, однако о связи между убийством Джейкобса и «своей новой профессией палача», как он шутливо называл происшедшее в «козлином закутке», Райли не имел представления.

Стюарт тут же рассказал всё, что знал, а известно ему было немало.

— Пятьсот миллионов долларов? — тихо произнёс Ореза. — За эти деньги можно построить не один корабль.

— Одному Богу известно, как они нужны нам, — согласился Стюарт.

— А вы, парни, на самом деле... я хочу сказать, неужели вам удалось создать впечатление, что вы его повесили? — Стюарт сунул руку в карман, включил крохотный магнитофон, купленный им в магазине, и перевёл громкость записи на полную мощность.

— Вообще-то все придумал Португалец, — заметил Райли.

— Да разве я смог бы проделать это без тебя, Боб? — великодушно отозвался Ореза.

— Понимаешь, фокус заключался в том, как его повесить, — объяснил Райли. Дело в том, что всё должно было выглядеть так убедительно, чтобы второй который поменьше — напугался до полусмерти. После того как я обдумал все, это оказалось совсем несложно. Как только мы увели высокого парня, фельдшер сделал ему укол, тот потерял сознание на несколько минут, и я пропустил верёвку у него под мышками и закрепил на спине. У петли был также крюк, так что, когда его вывели на палубу, накинув петлю на шею, мне оставалось только зацепить крюком за крепление на спине, поэтому мы вздёргивали его не за петлю, а за крепление.

Нам не хотелось убивать этого засранца — откровенно говоря, я-то ничего не имел против, — признался Райли. — А вот Ред запретил, поэтому пришлось подчиниться. — Боцман ухмыльнулся, глядя на главстаршину.

— Но тут была ещё одна тонкость — это чтобы он ещё раз потерял сознание, вступил в разговор Ореза. — Мы накинули ему на голову чёрный капюшон, а внутри была марлевая подушечка, пропитанная эфиром. Когда сукин сын почувствовал запах, то завопил как резаный, но тут же потерял сознание, и мы вздёрнули его на рею.

— А второй поверил в этот спектакль, причём даже напустил в штаны. Господи, как гладко всё пошло дальше! Он запел как канарейка, рассказал обо всём, как только его привели в кают-компанию. Мы, понятно, тут же опустили высокого засранца с реи и привели в чувство. А вообще-то, они оба и так витали где-то за облаками, потому что весь день курили марихуану. Не думаю, что они понимали, что с ними вообще происходит.

Конечно, не понимали, подумал Стюарт.

— Откуда взялась травка?

— Это придумал Ред. У них был свой запас — выглядели совсем как настоящие сигареты. Мы просто вернули им пачку, и они накурились до потери сознания. Добавь к этому эфир и всё остальное, и я готов побиться об заклад, что они не поняли, что случилось.

Почти так и было, решил Стюарт, надеясь, что магнитофон все это записывает.

— Жаль, что нельзя было повесить их по-настоящему, — произнёс Райли после короткого молчания. — Ты ещё никогда не видел то, что мы обнаружили на яхте, Мэтт. Четыре человека — эти ублюдки зарезали их, как скот. Тебе приходилось чувствовать запах крови? Я не знал, что кровь пахнет. Но она пахнет, да ещё как, — заверил его боцман. — Они изнасиловали жену владельца яхты и малолетнюю дочь, затем порезали на куски. Господи! Знаешь, с тех пор мне начали сниться кошмары по ночам. Представляешь, это у меня кошмары? Боже мой, как бы мне хотелось забыть это морское происшествие! У меня дочка такого же возраста. Представляешь, эти гады изнасиловали девочку, убили её, порезали на куски и бросили за борт акулам. Маленькую девочку, которая ещё не может водить машину или ходить на свидания.

— От нас хотят, чтобы мы вели себя как профессиональные полицейские, верно? Чтобы мы хладнокровно смотрели на вещи и не позволяли чувствам мешать исполнению обязанностей и тому подобное дерьмо, согласен?

— Да, так написано в уставе, — согласился Стюарт.

— Для подобных случаев законы не писаны, — проворчал Португалец. — Люди, способные на такое, — это не люди. Я не знаю, как их назвать, но только не людьми. Нельзя совершать подобные поступки и оставаться людьми, Мэтт.

— Ну и что ты от меня хочешь? — спросил Стюарт, внезапно забыв о исполняемой им роли и пытаясь оправдаться. — У нас есть законы, и подобные преступники отвечают за свои поступки по закону.

— Законы не предусматривают всего, правда? — заметил Райли.

Разница между теми, кого он обязан защищать, и людьми, которых теперь он сможет обвинить в нарушении закона, состоит в том, подумал Стюарт сквозь окутывающий его алкогольный туман, что преступники — его клиенты, а честные люди — нет. И теперь, переодевшись в старшину береговой охраны, он тоже нарушил закон, подобно тому как сделали эти двое раньше, и в точности, как и они, он сделал это ради чего-то более важного, ради более возвышенных моральных принципов. А правильно ли я поступил? — спросил себя Стюарт. Впрочем, это не имело значения, конечно. Представление о правильном и не правильном где-то затерялось, и теперь отыскать его в томах юриспруденции или в моральных канонах стало невозможно. И всё-таки, если его нельзя отыскать, где эта разница между правильным, черт побери? Но Стюарт был адвокатом и служил закону, а не моральному кодексу. Дело судей и присяжных определить, что является правильным, а что — нет. Или что-то вроде этого. Стюарт напомнил себе, что не следует пить так много. Алкоголь запутывает ясные и понятные вещи, а запуганные превращает в ясные.