Спасения нет - Питер Гамильтон

— Полиция, да?

Лоло с нечастным видом кивнуло.

— Не хочу об этом говорить. Они животные. Я владею собой и потому изгоняю их из памяти, чтобы они не грязнили ее своим присутствием.

— Ты зачем здесь? — спросил Олли.

— Я знало, что ты вернешься. Я не могу без тебя. Что бы ни случилось, это случится с нами обоими. Тогда я сумею это вынести.

— Глупое ты, глупое существо. Могло же уйти, да? Вернуться на Дельту Павлина.

— Я не уйду. Я люблю тебя, Олли.

— И я тебя люблю.

— Мне так жаль — я ничем не могло им помочь. Не могло предотвратить изменений. Но они не мучились, честное слово.

— Знаю. Я видел такое с другими.

— С другими… Что твои друзья из Легиона?

— Умерли.

— Ох, Олли! — Оне крепче обняло его. — Ненавижу этот мир! Как он терпит такие ужасы, как эти оликсы? И что с нами будет?

— Будем жить, — решительно произнес Олли. — Надо продержаться. И еще я спасу бабушку и Бика.

— Спасешь? Как?

— Если биотехнология оликсов могла такое сотворить, они же могут и исправить.

— Но… разве они согласятся?

— О да. — Он улыбнулся в озабоченное лицо Лоло. — Согласятся. Потому что я не оставлю ей выбора.

— Кому?

— Николаи. Это партнерша Джад. Она тоже замешана. Она изменница, работает на оликсов, как и Джад работала. Я ее найду. Клянусь Легионом, Лоло. Как угодно, чего бы это ни стоило, все равно. Я до нее доберусь. И тогда она узнает, что такое настоящая месть.

В Деллиана закачали столько седативных, сколько мог вынести человеческий организм без химического повреждения тканей. И все равно было мало. Врачам пришлось привязать его к госпитальной койке. Он бил руками и ногами, ногтями впивался в ладони, мотал головой…

Сканеры над кроватью плавно, но без промедления двигались, отслеживая нервные импульсы. Голова у него почти скрылась под контактами датчиков. Четверо докторов изучали схематизированные показания на большой, во всю стену, голографической проекции. Среди сменяющихся чисел и графиков с тяжеловесностью большой планеты вращалась трехмерная схема мозга. Ей полагалось выглядеть совсем тусклой. А между тем нейроны искрили активностью.

Ирелла и без подсказки врачей видела, что дело плохо. Она стояла за стеклянной дверью, прислонившись виском к макушке Ксанте, и он ее обнимал, только это нисколько не утешало. Тиллиана стояла по другую сторону с застывшим от усилия изобразить оптимизм лицом. Остальной взвод мыкался в проходах за их спинами, молчал и вертел в руках чашки с давно остывшим кофе.

Так она и стояла у палаты терапии, тупо смотрела. Не думать было легко: стоило начать вспоминать, сколько взводов пропало, когда ковчег взрывом вскрыл каверны с кораблями Решения. Больше ста человек как ветром сдуло. Знакомых. Друзей, с которыми вместе росли. Невозможно было принять столько горя, тем более начать их оплакивать. На «Моргане» все знали, что Удар — страшный риск. Но в одной операции потерять столько…

«А пропусти я тогда корабль–пришелец, вышло бы иначе? Они остались бы живы?»

Она понимала, что это глупый вопрос. Такие вопросы вечно задают себе уцелевшие. А чего ради? Чтобы чувство вины отпустило?

Она отстранила чувство вины, отдав все внимание Деллиану. Потому что он был важнее. Погибшие, если бы знали, простили бы ее.

Одне из врачей, Алимайн, вышло из палаты. Устало, смущенно взглянуло на собравшийся вокруг взвод.

— Мы не совсем понимаем, что с ним, — сказало оне. — Что–то вопреки действию ингибиторов оживляет серое вещество.

— Неанский нейровирус? — предположил Джанк.

— Монтаксан говорит, нет. Во всяком случае, это не их нейровирус. Но эти оликсы, очевидно, располагают техниками, неизвестными нашим метаваянцам. Неаны не знают, что внедрило через оптик в мозг Деллиана единое сознание ковчега.

— Значит, все же какой–то вирус? — спросила Тиллиана.

— Не знаю, как еще это назвать, так что… да. Его оптик принудили закачать в мозг около семнадцати терабайт. Невероятное количество информации и воспоминаний, человек не в состоянии столько принять и усвоить. Видимо, не в состоянии, если судить по этой мозговой горячке.

— Там, на ковчеге, говорили оликсы, — сказал Урет. — Не Деллиан.

— Он тоже там был, — возразила Ирелла. — Он мне отзывался. Он боролся. Мой Дел никогда не сдается.

— Что правда, то правда, — согласилась Элличи. — И как теперь это убрать?

— Мы ничего не гарантируем, — сказало Алимайн, — но есть идеи. Для начала мы думаем ввести его в глубокую кому. Посмотрим, не снизит ли она уровень мозговой активности. Честно говоря, сейчас можно считать победой даже замедление скорости поглощения. Нам нужно время.

— Это не нейрология, — уколола Ирелла, — а знахарство какое–то! С тем же успехом могли бы применить травяные сборы.

— Я задало гендесу анализ закономерностей. Если определим механизм действия, это приблизит нас к решению.

— В архивах «Моргана» есть проекты, — сказала Ирелла. — Работы наших предков по интерфейсам мозг–процессор. Связь у них устанавливалась не через оптик, но такой интерфейс позволил бы поставить ему антивирус.

— Человеческий мозг — не процессор, — предостерегло ее Алимайн. — А разум Деллиана — не программа. Нельзя насильно загружать и стирать память. Мы опасаемся, что чем дольше он остается в таком состоянии, тем больше паттерны оликсов сливаются с его мыслями и воспоминаниями.

— Так введите его в кому, — пылко потребовал Ксанте. — Отключите мозг полностью, чтобы они его не захватили.

— Это тоже небезопасно, — сказало Алимайн. — Мне хотелось бы, чтобы вы это поняли, прежде чем мы приступим.

— Погодите, — вскинулась Ирелла. — Вы спрашиваете моего разрешения?

— Будь мы на Джулоссе, врач в таком случае обязан был бы просить согласия родных. Здесь, с тобой и особенно в данном случае, совершенно беспрецедентном, этические требования не определены. Строго говоря, капитан Кенельм имеет полномочия на приказ или отказ от лечения, но оне просило проконсультироваться с тобой. И со всеми вами — в сущности, ваш взвод и есть семья Деллиана.

Ирелла обвела взглядом друзей, не сомневаясь, что все готовы ее поддержать. Их товарищество делало ношу почти выносимой.

— Действуйте, — сказала она.

«Морган» возглавлял оборонительный строй «зонтиком» — десять штурмовых крейсеров летели в двадцати километрах перед ковчегом оликсов. Перекрывающиеся поля искажения, расталкивая межзвездный газ, образовали бледно–лавандовый ореол — так они заботились, чтобы побитый астероид не пострадал еще сильнее от попаданий мелких частиц.