Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра  - Николай Лузан

— Валерий Георгиевич, ближе лучше не подходить. Он бешеный, чуть мне палец не откусил, — предостерег Стрельцов.

— Сейчас приведем его в чувство, — многозначительно произнес Бацкий и, чеканя каждое слово, объявил: — Господин Берг, от имени Российской Федерации я уполномочен заявить: вы задержаны в связи с деятельностью, несовместимой с дипломатическим статусом! Вы обвиняетесь в шпионаже!

Берг ожег Бацкого испепеляющим взглядом, сдул ус и просипел:

— Снимите с меня этот маскарад.

— Владимир Петрович, помогите господину Бергу привести гардероб в порядок! Да, и включите верхний свет! — распорядился Бацкий.

Винник снял со шпиона очки и убрал усы. Берг поднял голову, и в следующее мгновение его глаза округлились. То же самое произошло с Бацким. Слово замерло на губах. Он не мог поверить своим глазам. Перед ним находился не кто иной, как в прошлом военный наблюдатель Миссии ООН в зоне грузино-абхазского конфликта лейтенант Грэг Бейкер. Тот самый, что чудом остался жив после авиационной катастрофы, произошедшей в верхней части Кодорского ущелья Абхазии. Спасла его от смерти оперативная группа старшего лейтенанта Бацкого, первой добравшаяся до места крушения вертолета. Она доставила Бейкера в Сухум, где находился военный госпиталь российских миротворческих сил. Дальше за его жизнь боролись хирург майор Александр Вишняков и медперсонал хирургического отделения.

Спустя двадцать лет непредсказуемая судьба свела Бацкого и Берга — Бейкера в Москве. Прошла секунда, другая, и испепеляющий огонь, полыхавший в глазах американца, погас. В них разлилась смертная тоска, и он сник.

Обвинения, которые Бацкий собирался предъявить американскому разведчику, так и не прозвучали. Образ противника в его глазах померк, и из глубин памяти всплыла палата военного госпиталя в Сухуме. Он и Бейкер лежат рядом. Вишняков и две операционные медсестры хлопочут над ними. Кровь русского офицера возвращает к жизни американского лейтенанта. И она заговорила в Бацком. Она рождала неподдающуюся холодной логике дерзкую мысль.

— Олег Викторович, Владимир Петрович, снимите наручники с господина Берга и оставьте нас одних! — потребовал Бацкий.

— Как?! Но он же, товарищ полковник… — мялся Стрельцов и потрясал укушенной рукой.

— Олег Викторович, делай то, что я сказал! — потребовал Бацкий.

Стрельцов снял с Берга наручники и вместе с Винником покинул кабинет. Бацкий прошел к холодильнику, налил воды в стакан и подал Бергу. Тот пил судорожными глотками, отрешенно смотрел перед собой, и с его губ срывалось:

— От судьбы уйдешь… Не уйдешь…

— Смотря какой, — многозначительно заметил Бацкий.

— В Абхазии ты меня спас, а здесь, в Москве, хоронишь, — обронил Берг.

Тон, каким это было произнесено, давал Бацкому слабую надежду на то, что его дерзкий замысел может осуществиться. Он подался к Бергу, их взгляды встретились, и он сказал:

— Не спеши хоронить себя, Грэг.

Берг встрепенулся, в его глазах смешались недоумение с подозрением, и спросил:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Пока только то, что из любого положения есть выход, и его надо найти.

— Х-а, — хмыкнул Берг, его лицо затвердело, и он с презрением бросил: — Знаю я этот выход, стать агентом ФСБ! Ну уж нет!

— Есть и другие варианты, — не терял надежды Бацкий.

— Сдать своих агентов в России и на них заработать! Никогда! — вскипел Берг. — Ты за кого меня принимаешь, Валерий?! Агент — это святое, а ты предлагаешь ими торговать.

— Спокойно, Грэг! Спокойно! Речь не о них, — сохранял выдержку и терпение Бацкий.

— Тогда о чем?

— Грэг, ты один из лучших оперативников резидентуры. С твоим мнением и оценками считается не только резидент, но и Лэнгли.

На лице Берга появилась гримаса, а в голосе зазвучал сарказм:

— Однако вы хорошо осведомлены в наших делах. У вас, что, есть крот? Где? В резидентуре? Или в нашей конюшне — Лэнгли?

— Неважно. Значение имеет только то, что ты не последняя фигура в ЦРУ.

— К чему ты клонишь, Валерий? Если тебе не нужны мои агенты, то тогда что или кто?

— Грэг, я не забыл, каким ты был в Абхазии, — ушел от ответа Бацкий.

— И каким же?

— О таких как ты, у нас говорят: с тобой я бы пошел в разведку.

— Все, отходился, — глухо произнес Берг, и дальше его прорвало: — Будь проклят тот день, когда я перешел в ЦРУ! Мы цвет нации! Мы карающая десница! Мы вездесущи! Мы найдем и уничтожим врагов великой Америки, в какие бы норы они не забились! Все обман! Все дерьмо! Я покупал и продавал чужие души, но каждый раз что-то терял в своей. Проклятая профессия! Везде фальшь! Везде ложь! Те, кто еще вчера пел мне дифирамбы, завтра открестятся и вышвырнут меня на помойку. Все, Валерий, вызывай посла!

— Погоди, Грэг! Погоди! Давай не будем спешить! То, что я предлагаю, это не предательство, — искал новые, более весомые аргументы Бацкий. — Вспомни Грузию и Абхазию! Вспомни наши разговоры!

Гримасы уродовали лицо Берга, а в голосе звучала тоска.

— Валерий, все это осталось в прошлом. Его не вернуть.

— Да, прошлое не вернуть, но можно изменить будущее. Оно страшнее и опаснее того, что было двадцать лет назад. Нынешние политики ведут мир к еще большей катастрофе, чем та, что произошла в Грузии и Абхазии. Тогда война унесла тысячи жизней. Завтра она унесет миллионы!

— Ты предлагаешь мне выступить в Конгрессе и сделать наших ястребов голубями? Смешно! О чем ты, Валерий?

— Сегодня такое невозможно, но завтра это может стать реальностью. С твоим мнением считаются в Лэнгли. Пройдет время, и ты займешь то место, которое позволит влиять на политиков.

Лицо Берга опять исказила гримаса, а в голосе снова зазвучал сарказм.

— С вашей помощью? Ну уж нет. Я не Иуда!

— Нет, Грэг, это будет совместная работа ради того, чтобы изменить отношения между нашими странами. Ты не хуже меня понимаешь, конфронтация между США и Россией истощает нас. Если это не остановить, то завтра мы окажемся на задворках истории!

— Но как, Валерий? Эти самовлюбленные болваны в Вашингтоне только и думают о том, как усидеть в Белом доме! Мы не в силах изменить наше будущее! От нас ничего не зависит!

— Ты не прав, Грэг! Вспомни Карибский кризис! Тогда наши страны стояли на грани ядерной войны. Остановил ее простой смертный — советский разведчик полковник Георгий Большаков. Ему поверил президент Кеннеди! Почему бы и нам не повторить это? Давай попытаемся! — убеждал Бацкий.

Берг — Бейкер ничего не ответил и ушел в себя. Мучительная борьба мотивов отражалась на его лице. В эти решающие мгновения судьбы из глубин памяти возник армейский вездеход — УАЗ. Он каким-то чудом удерживался на узком серпантине горной дороги. Внизу, в мрачной бездне, зажатая в каменных теснинах, бесновалась река Кодор. Над головой, теряясь в заоблачной вышине, каменными клыками вызверились скалы. Ухабы острой болью отзывались в поврежденной спине, и она нестерпимым огнем разливались по раненой ноге. Рана оказалась глубокой, несмотря на тугую повязку, кровь продолжала сочиться, вместе с ней жизнь покидала Бейкера. Валерий выжимал из УАЗа все, что можно. В военный госпиталь в Сухуме они домчались меньше чем за час. От смерти американского лейтенанта Бейкера спасли хирург Вишняков и кровь русского старшего лейтенанта Бацкого. Спустя двадцать лет она заговорила в Берге — Бейкере. Затянувшееся молчание нарушили тяжелый вздох и скрип стула. С его губ еле слышно сорвалось и прошелестело: