Пальмы в снегу - Лус Габас

Полицейские переглянулись, но не двинулись с места. Бисила высвободилась и отступила в сторону.

– Так-так, – продолжал Эдмундо, снимая халат. – Сейчас пойдем к президенту, нашему великому учителю. Он знает, как разрешить проблему. И он отлично ее разрешит, как и всегда.

Настойчивость врача сбила полицейских с толку. Один подал знак другому и направился к двери.

– Мы проверим ваши слова, – добавил офицер угрожающе, перед тем как выйти.

Бисила вздохнула и опустилась на стул.

– Спасибо тебе, Эдмундо. Ты сказал им правду?

– Да, успокойся, ты в безопасности, – кивнул доктор. – В жизни не встречал такого ипохондрика, как Масиас. Кстати, я давал ему твои травяные настойки. Они работают.

Бисила улыбнулась. Из Эдмундо мог бы получиться хороший спутник жизни. Она понимала, что он ждет от нее больше, чем простой дружбы, но переступить через себя не могла.

Она встала и подошла к окну. Лучи полуденного солнца силились пробиться сквозь дымку. Время летит быстро, через несколько часов подкрадется ночь, а вместе с нею – воспоминания. Она коснулась губ ладонью, мечтая о поцелуях Килиана. Много лет прошло с его отъезда, но она все еще помнила его запах, вкус, звук голоса… Он часто снился ей, и образы были такими яркими, что она не желала просыпаться. Интересно, чем он сейчас занят? Тоскует ли по ней так же, как она по нему?

– Дай мне ребенка, – Кармен забрала Даниэлу у Килиана. – Мы идем домой, Кларенс. Холодает.

– И мы тоже, – поддержал Хакобо.

Последние лучи осеннего солнца проникали в окна недостроенного отеля на берегу реки. Килиан и Хакобо шли следом за Кармен, но гораздо медленнее, и вскоре потеряли ее из виду.

– Как все изменилось! – произнес Хакобо.

Килиан кивнул. Тропинка, прежде вившаяся вдоль деревни к полям, превратилась в широкую дорогу с многоэтажными домами по обе стороны. Но в его памяти все осталось прежним. И здесь, в Пиренеях, и там, на острове в океане. Он часто думал о людях, которых не видел много лет и о которых ничего не слышал в тех пор, как пришли вести от Вальдо.

Хакобо откашлялся. Он не знал, как лучше подвести разговор к нужной теме. Многое случилось в последние годы. Переговоры о передаче земли лыжному курорту затягивались, и Хакобо закипал на собраниях. Застройщики пытались скупить местные земли по мизерной цене, обещая, что в будущем жители долины смогут получить участки под строительство. С ними разговаривали, как с неотесанными болванами, которые понятия не имеют, как устроен мир.

– А ты помнишь, как нам достались земли буби? – спросил Килиан брата. – Нам стоит поблагодарить их за хороший урок.

Хакобо взглянул на брата. Откуда у него берутся силы продолжать жить после всего, что случилось? Килиан потерял жену… Пилар, тихая женщина, пришла в их дом, чтобы ухаживать за Марианной в последние месяцы ее жизни. Мало-помалу она заполнила пустоту в сердце брата, и он повел ее к алтарю. Килиан ни секунды не сомневался, жениться ли на ней, когда узнал о ее беременности. Благодаря Пилар брат смог успокоиться и освободиться от мрачных дум, которые привез с собой из Африки. Но Пилар ушла, и снова нахлынула угрюмость. Хакобо догадывался, почему.

– Думаю, ты читал газеты…

Килиан кивнул.

– Мы много лет ничего не знали. А сейчас приходят только ужасные новости.

– Ну, не только ужасные. Говорят, что их новое правительство хочет дружить с Испанией.

– Посмотрим, посмотрим…

Килиана мало интересовала политика, но конечно же он следил за тем, что происходит. В августе 1979 года подполковник Теодоро Обианг возглавил военный переворот, осуществленный с помощью наемников из Марокко. Он сверг Масиаса, своего родного дядю, а потом расстрелял его. Репортеры из Малабо писали, что после «переворота освобождения», как его назвали, двери домов распахнулись и люди, хлынув на улицу, радостно обнимали друг друга. Масиас довел страну до катастрофы, везде были руины и нищета, процветала коррупция. Верили ли люди, что кошмар наконец закончился? Что больше не будет рабского труда? Что у них не будут отбирать урожай? Трудно сказать. Гвинея чуть не канула в Лету. А он, Килиан, оставил там свою Бисилу с двумя детьми на руках. Как сильно он презирал себя за это! Если бы не помощь Мануэля, он бы, наверное, сошел с ума. Килиан выписывал чеки, передавал другу, а тот передавал деньги через врачей, отправлявшихся в страну с гуманитарной миссией. Но только деньги – и ни строчки, это было опасно. Он знал, что она жива, что ее сердце еще бьется, и старался довольствоваться этим.

– Не зацикливайся, – произнес Хакобо. – Я рад, что у них все налаживается. Но для нас это все осталось в прошлом. Разве нет?

Он потер глаз, который когда-то подбил ему брат. Он знал, что Килиан ничего не забыл и никогда не простит его за то, что он сделал.

Килиан молчал. Для него ничего не кануло в прошлое. Каждое мгновение жизни он отказывался верить, что разделявшее их расстояние означало конец всему.

2004 год

– Мама? – спросила Даниэла, нахмурив брови от непонимания и облегчения. – Какова же была ее роль в истории?

Когда Килиан раскрыл наконец правду, которую хранил в глубине сердца больше тридцати лет, не все вопросы иссякли. Мало было узнать, что Лаа был сыном Хакобо, а значит, сводным братом Кларенс и кузеном Даниэлы. Оставалось еще кое-что.

Килиан вздохнул. Пилар никогда не спрашивала, а он и не рассказывал, но она всегда знала, что его сердце принадлежит другой. Единственное, о чем она его попросила, когда они поженились, – это снять ожерелье с ракушками, которое он носил.

– Мы прожили много счастливых дней с твоей мамой, она подарила мне тебя, – наконец сказал он. – Но Богу было угодно, чтобы она покинула нас.

Он не открыл, что предчувствовал ее ранний уход и что после этого душа его полностью стала принадлежать Бисиле.

– Дядя Килиан, – встряла Кларенс, – ты не думал о том, чтобы поехать в Гвинею?

– Я бы не посмел.

Килиан прошелся по гостиной и остановился напротив окна, устремив пристальный взгляд на яркий июньский пейзаж. Ему было трудно объяснять. С течением времени он помнил больше то, что утратил, чем то, что обрел.

Без сомнения, он струсил, но что гораздо хуже – он неплохо зажил потом в родной долине. Он прекрасно помнил все, что прочитал в газетах о событиях в Экваториальной Гвинее и ее отношениях с Испанией. Как они переросли из тесного союза в болезненный конфликт. Правительство не стало поддерживать Обианга после падения Масиаса, потому что опасалось обвинений в неоколониализме. Испания могла бы оказать правовую и экономическую поддержку Экваториальной Гвинее для создания стабильности, но не сделала этого.

Прогрессивные журналисты писали, что у испанцев никогда не было четкого плана действий после того, как Гвинея получила независимость, в отличие от французов. Франция вложила в бывшие колонии миллионы, а Испания – ни гроша. Мануэль рассказывал – многие землевладельцы сетовали, что не могут вернуть людей с опытом работы в Гвинее, а ведь они могли бы помочь восстановиться, повысить экономическую активность. Короче говоря, все эти новости подчеркивали несопоставимо сложную ситуацию. С одной стороны – противоречивость гвинейской администрации, большинство чиновников которой служили еще при Масиасе, с другой – недостаток координации со стороны испанских властей и невозможность справиться с задачей такого уровня, толком не имея опыта.