Стрелы на ветру - Такаси Мацуока

– Тихо!

Горо кивнул и, когда девочка убрала руку, сам закрыл рот ладонью.

Они спрятались за грудой балок – остатками зала для медитаций – и принялись наблюдать за хижиной настоятеля. Новый чужеземец шел сюда из деревни. Дзимбо, наверное, сидел в хижине. Когда чужеземец подойдет поближе, Дзимбо наверняка выйдет встретить его. Они очень похоже одеты. Интересно, что они собираются делать? Непонятно. Ясно только, что они что-то будут делать вместе.

* * *

Дзимбо стоял, не шевелясь, в тени дерева, и наблюдал, как Старк приближается к монастырю. Он уже прошел мимо Дзимбо и был теперь в двадцати ярдах от него. В каждой руке Старк держал по револьверу. Когда Старк вошел в ворота, Дзимбо тихо опустил свой дробовик. Он уже вынул из него патроны и спрятал в карман. И теперь он крался следом за Старком.

* * *

Едва зайдя в ворота, Старк двинулся вбок, стараясь держаться спиной к стене. Ему почудилось какое-то шевеление среди развалин. Возможно, Круз там. А может, он в хижине. Или в купальне. Или в келье. Или за ними. Или под ними. Или прячется в каком-нибудь темном углу. Старк еще раз проверил револьверы. Оба курка взведены. Он оторвался от стены и медленно направился к руинам. Там определенно кто-то был. Наверняка Круз. Старк надеялся, что у Круза, если там и вправду он, из оружия только револьверы, как и у него самого. Если же у него карабин или, хуже того, дробовик, он срежет Старка прежде, чем Старк подберется к нему на расстояние выстрела.

Но Старк продолжал идти вперед. У него не было выбора.

– Стоять, Старк.

И Старк почувствовал, как его шеи коснулся холодный металл дула.

– Брось оружие, или умрешь.

* * *

Дзимбо знал, что Старк не бросит револьверы. Только не сейчас. Слишком долго он шел по следу и вот наконец отыскал врага. Ну и что с того, что револьвер Круза – он ведь уверен, что отыскал Круза – упирается ему в затылок? Ну и что с того, если ему придется сейчас умереть? Он пришел сюда в поисках смерти. Либо она достанется Крузу – либо ему.

– Не будь дураком, бросай оружие, – сказал Дзимбо. Он говорил то, что произнес бы сейчас Круз. – Я ж тебе сейчас башку продырявлю.

Старк поступил именно так, как и ожидал Дзимбо. Он нырнул вбок, развернулся в падении и выстрелил, даже не успев толком прицелиться. Дзимбо ни на миг не упускал его из виду. Сердце его билось ровно, рука была тверда, и чувства не мешали целиться. Он немного переместил дуло, чтобы не зацепить Старка, и выстрелил за полсекунды до того, как пуля сорок четвертого калибра вошла ему в грудь.

– Дзимбо!

На сей раз этот возглас вырвался не у Горо, а у Кими. Она в ужасе подхватилась и бросилась к Дзимбо. Остальные дети помчались следом; Горо по-прежнему зажимал рот ладонью. Но когда Старк встал, дети остановились и попадали на колени, почтительно кланяясь. Самураи князя Гэндзи сказали в деревне, что этот чужеземец – знатный господин и к нему нужно относиться с почтением. И потому дети, плача и цепляясь друг за дружку, припали к земле.

Дзимбо не видел ничего, кроме неба, и ничего не чувствовал. Он даже подумал было, что уже покинул свою телесную оболочку, что еще миг, и его сознание растворится в пустоте. Но тут он увидел Старка.

Старк стоял над Крузом. У него было такое чувство, словно он всю свою жизнь разыскивал этого человека. И вот теперь нашел. И застрелил. Взгляд, устремленный на Старка, был ясен и чист. На лице лежащего не отражалось ни малейшей боли.

Дзимбо хотел было сказать Старку, что его семья не страдала, что он застрелил их сразу, как увидел, и они умерли мгновенно. Так он хотел сказать, но пуля пробила ему сердце и правое легкое, и у него не было сил говорить. Что ж, оно и к лучшему. Эта ложь была бы милостью для него, а не для Старка. Старк не желал слушать его. Он хотел отомстить и добился своего. Дзимбо пожелал Старку, чтобы с ним была милость Господня, и сострадание Будды, и благоволение десяти тысяч богов. Дзимбо улыбнулся бы, но он знал, что Старк неправильно его поймет, и потому улыбнулся лишь в душе.

Старк прицелился в глаза Крузу и выстрелил – три раза из одного револьвера и четыре из другого. Он стрелял бы и дальше, будь у него патроны. Но после четвертого выстрела раздался лишь сухой щелчок. Когда Старк наконец перестал жать на спусковые крючки, перед ним лежал труп с кровавой мешаниной на месте лица. Старк спрятал револьвер сорок четвертого калибра в кобуру, револьвер поменьше сунул за пояс и ушел.

Пока он не скрылся из глаз, дети так и лежали, уткнувшись лбами в землю. А потом вскочили и метнулись к Дзимбо. И застыли, увидев, что от него осталось.

Не остановился лишь Горо. Он рухнул на колени рядом с Дзимбо и принялся, крича и стеная, обнимать труп, словно стараясь удержать то, чего не было более.

Кими опустилась рядом с Горо и обняла его за плечи. Девочка с упрямой решимостью смотрела на изуродованное лицо – и видела Дзимбо таким, каким он был прежде.

– Не плачь, Горо, – сказала Кими, хотя и по ее лицу струились слезы. – Это уже не Дзимбо. Дзимбо ушел в Сухавати, Чистую землю. А когда мы отправимся туда, он нас встретит и нам не будет страшно. Там, в Сухавати, все будет замечательно.

Кими искренне в это верила, потому что так сказал Дзимбо, а он всегда говорил правду. Она верила – но пока что она находилась не в Чистой земле, а здесь, в этом мире, полном печали и страха, и здесь все было совсем не замечательно.

Дзимбо умер.

Кими и Горо сидели обнявшись и плакали.

* * *

Старк вскочил на коня. Он слышал доносящийся из-за монастырских стен детский плач. Слышал, но ничего не ощущал.

Ему не стало лучше.

Ему не стало хуже.

Все было так же, как и прежде. То есть никак.

Он ударил коня пятками в бока, и тот стронулся с места.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…

Когда князь Якуо лежал на смертном ложе, к нему явился отец Виерра. Отец Виерра спросил князя, о чем он сожалеет больше всего. Князь Якуо улыбнулся.

Отец Виерра был настойчив – всякий христианский священник настойчив в подобных вопросах. Он спросил, о чем князь сожалеет больше: о чем-то сделанном или о чем-то несделанном.

Князь Якуо ответил на это, что сожаление – эликсир для поэтов. Он же всю жизнь был суровым, лишенным утонченности воином, и таким уж и умрет.