Ведьмаки и колдовки - Карина Демина

— Что с тобой? — Лихослав, окинув старшенького подозрительным взглядом, на всякий случай отодвинулся.

— Да так, ничего… — Руки Себастьян сунул в карманы, и пущай сие не бонтонно, но зато и желания поскрестись не возникает. — Свататься, говорю, поедем?

— Откажут…

— Слушай, дорогой, вот в кого ты таким пессимистом пошел? Веселей надо к жизни относиться…

Лихо хмыкнул. Похоже, веселей у него не получалось. Думал он долго, минуты две, во всяком случае, Себастьян надеялся, что братец думает, а не просто ногой осколки в кучу собирает.

— Поможешь мне украсть невесту? — наконец произнес он, поднимая растрепанный пион, который сунул в ручку шифоньера. — Я ее в процессе уговорю… попытаюсь.

— Попытайся. — Пион Себастьян отправил на пол, дав себе зарок всенепременно купить панне Вильгельмине эклеров, до которых она была большою охотницей.

И новую вазу.

Приличную.

— Только хорошо попытайся, а то ж… за украденных невест прилично дают.

Лихо приподнял бровь, и Себастьян пояснил:

— От пяти лет с конфискацией в пользу короны.

— Да?

Лихо вновь задумался, на сей раз, кажется, оценивая собственные шансы.

— Но это за невест, — поспешил успокоить брата Себастьян. — За жену на рудники не ушлют…

— А как тогда… если не согласная?

— Как, как… мир не без подлых людей, и без согласия повенчают…

Остатки букета, столь тщательно собранного панной Вильгельминой из цветов, самолично ею в палисаднике выращенных, полетели в окно. Стряхнув скатерку, Себестьян отправил ее на каминную полку и подвинул к столу кресло.

— Садись. Думать будем.

— Это да. — Лихо усмехнулся. И, кажется, окончательно выбросил идею монастыря из своей дурной головы… и хорошо, что выбросил… — Думать придется. С Евы станется за револьвер…

— Или за канделябр. — Себастьян потрогал давным-давно заживший затылок. — Слушай, а ты точно в монастырь не хочешь?

Братец скрутил фигу.

Вот же… волчара неблагодарная.

…по дороге к «Метрополю» экипаж остановился подле мясной лавки пана Климуцева, известного на весь Познаньск своими колбасами.

— Идем, — сказал Себастьян, спрыгивая на мостовую.

И носом потянул.

Следовало сказать, что ароматы от лавки шли самые что ни на есть правильные: березового дыма, чеснока и копченого мяса…

— Сюда-то зачем?

— Надо, дорогой братец, надо. — Себастьян, в разумность младшенького не до конца поверивши, держал его под локоток, и крепко. Он толкнул дверь, и бронзовый колокольчик звякнул, упреждая приказчика о появлении посетителей.

Следовало сказать, что время было раннее и приказчик изволил дремать за прилавком, уронивши голову на скрещенные руки. В левой он сжимал пожеванный кусок балыка, в правой — запотевшую бутыль с квасом, каковую словно бы незаметно прижимал к высокому лбу. На посетителей приказчик глянул без обыкновенного своего дружелюбия, но и гудящая после вчерашних посиделок голова не помешала ему оценить костюмы господ.

— Чего изволите? — поинтересовался он сиплым голосом и с немалым, нечеловеческим почти усилием оторвал холодный квасок ото лба.

— Изволим, — ответил высокий чернявый шляхтич вида преудивительного. Длинные волосы он заплел в две косы, которые перевязал белыми шелковыми ленточками. Впрочем, они почти сливались по цвету с белым же сукном костюма, скроенного по последней моде. Посверкивали золотом квадратные пуговицы, и яркой алой звездочкой горел рубин на навершии булавки.

В петлице пиджака виднелся розан.

А на полусогнутой руке господин держал чешуйчатый хвост.

Приказчик мигнул, надеясь, что странное сие видение, явно рожденное разумом и остатками вчерашней браги, развеется… но нет, не исчезли ни господин, ни хвост, который, ко всему, шелохнулся…

Второй гость вид имел более скромный. Костюм на нем был дорогим и сидел по фигуре, но отчего-то становилось ясно, что в костюме ему весьма непривычно. Длинные волосы, на сей раз светлые, он перетянул обыкновенным шнурком. И хвоста при нем не имелось… и розана в петлице…

— Краковельская колбаса имеется? — поинтересовался хвостатый, озираясь.

Колбас в лавке было много.

Лежали на белой хрустящей бумаге толстые кольца вантробянки. Была и кровяная, красная, варенная с перловой крупой и нутряным жиром, с тмином и укропом, с белыми грибами — цельных семь сортов… лежали мясные рулеты, с яйцом ли, с морковочкой варенные… буженинка, щедро посыпанная рубленым укропом, или вот острая, в шубе из смеси перцев. С крюков свисали темные полосы балыков.

И сухих колбас.

Из свинины, из говядины, из дичины трех сортов, смешанные с ароматными травами, высушенные…

— Имеется, — важно ответствовал приказчик, убирая погрызенный балык под прилавок. Руки он отер о чистое полотенчико и, оправив фартук, вышел к гостям.

А заодно уж и припомнил, где видел их…

…на днях на страницах «Охальника» писали и про светловолосого, который на волкодлака вовсе не походил, пусть бы и знакомых волкодлаков у приказчика не было, зато был нюх на людей, утверждавший, что сей клиент весьма безобидного свойства.

…а вот темный — нет, вредный, придирчивый, из тех, что долго будут за каждый медень лаяться…

— Тогда неси!

— Себастьян, — сказал волкодлачий князь, — зачем нам краковельская колбаса?

— Дорогой брат, — отвечал ему Себастьян, глядя за тем, как ловко приказчик подцепляет крюком связку колбас, — тебе надо, чтобы тебя выслушали. Так?

— Так.

— А чтобы женщина слушала, надо сделать так, чтобы она молчала. Логично?

Приказчик раскладывал на прилавке кольца самой дорогой краковельской колбасы, которой хозяин лавки весьма гордился, ибо каждый год на ярмарке именно его краковельскую отмечали государевой золотой медалью за аромат и вкус.

— А женщину замолчать — дело непростое…

— Думаешь, колбаса поможет?

— А то! — Себастьян наклонился к прилавку и, закрыв глаза, вдохнул изысканный колбасный аромат. — Кроме того, кольцо ты ей уже дарил…

— Дарил, — вынужден был признать Лихослав.

— Вот! Подари колбасу.

— Я думал обойтись цветами…

— Розами?

— Ну… да…

Себастьян вздохнул и, похлопав брата по плечу, произнес:

— Никогда не дари разгневанной женщине розы!

— Почему? — не удержался приказчик, который тоже намеревался приобресть букетик для супружницы, зело сердитой из-за вчерашних посиделок. Даже не столько из-за самих посиделок, сколько за то, что после оных вторая половина явилась домой в непотребном виде, песни орала и требовала подтверждения тому, что именно она в доме хозяин…