Матери - Жереми Фель

У станции метро Грэм остановился, чтобы сфотографировать концертные афиши, которыми были обклеены все стены. Потом он снял женщину, державшую за руку мальчонку, с которым она спускалась в метро; затем – паренька на платформе, увлеченно разглядывавшего фантастические комиксы; и наконец – старушку, сидевшую рядом с каким-то отрешенным видом и с огромной хозяйственной сумкой на коленях.

В вагоне он достал из рюкзака роман «Дорога» Кормака Маккарти, но так и не смог сосредоточиться на сухих фразах, отчасти потому, что все его существо переполняло приятное волнение, которое никак не хотело его покидать.

Поднявшись на поверхность, он первым делом заскочил к Тейлор, двоюродной сестре Эмбер. Ее квартира, расположенная на пятом этаже дома в самом центре Гринвич-Виллиджа, была пуста. Тейлор весь день трудилась в больнице, а Эмбер с Гленном, похоже, не появлялись здесь с полудня. Грэм скинул куртку, выпил стакан лимонада на кухне и зашел в комнату, которую делил с Эмбер и Гленном. Улегшись на кровать, он хотел было позвонить матери, но передумал, решив сделать это вечером. Ему надо было многое ей сказать особенно сейчас, когда он узнал о том, что случилось на берегу Теннесси. Хотя, пожалуй, это лучше бы сделать при встрече. Он не мог взять в толк, почему Норма долгие годы скрывала от него ту историю. Ведь она была ни в чем не виновата, и стыдиться ей было нечего. Но у матери была досадная привычка ни с кем не делиться наболевшим и упорно прятать переживания за напускной улыбкой и успокаивающими словами. Ту трагедию она хранила в себе, сокрыв ее, как и многое другое, в глубине своего чрева, точно младенца, которому хотят помешать появиться на свет.

Грэм и представить не мог ужас, который тогда пришлось пережить ей, девятнадцатилетней девчонке. Не мог он вообразить и то, как сам повел бы себя, случись такое с Эмбер.

Равно как и то, как сложилась бы его жизнь, если бы отец не совершил безрассудный поступок, решив искупаться в коварных водах Теннесси.

Тогда мать никогда не встретила бы Харлана, они не перебрались бы в Канзас с его вечной пылью, запах которой Грэм порой ощущал на своей одежде и сейчас.

Но тогда у него не было бы ни Томми, ни Синди. Он никогда не полюбил бы Эмбер и не вытворял бы черт знает что на пару с Гленном.

И не любил бы его – по-своему.

И все это, в сущности, мешало ему перечеркнуть эту жизнь, в которой его отец был не более чем призрачной тенью.

Сейчас, вдали от Канзаса, он не мог избавиться от ощущения, что мать так и не простила его за то, что он освободил Хейли, и, быть может, только поэтому отправила его подальше от себя.

Ведь несмотря на все, что она сказала ему тогда в аэропорту, он так и не понял, почему она внезапно изменила свое решение. Ее разговор с Тессой не мог всего объяснить.

Это было так не похоже на нее.

Впрочем, теперь многие ее поступки казались ему довольно странными.

Представить, что теперь она осталась одна с Синди, оказалось особенно тяжело. Не менее тяжко было думать и о том, как они будут жить вдвоем без Томми и без него. Но Томми, возможно, еще вернется. Грэм очень боялся, что мать разочаровалась в Синди, как и в его младшем брате, что она по-прежнему не хочет смириться с действительностью, не может принять новый облик дочери, ставший печальным символом ее разбитых надежд, что она неосознанно отталкивает ее и уже не сумеет дать малышке любовь, в которой та нуждается.

Любовь, которую его сестренка не получит ни от кого другого.

Скоро Синди снова пойдет в школу. И Норма больше не сможет прятать ее от людей. А его, Грэма, уже не будет рядом, чтобы помочь ей справиться с новым испытанием, поскольку в критическую минуту он бросил эту невинную девочку, которая сохранила бы свое прелестное личико, если бы он не решил тогда перепилить наручники у той, которая обезобразила ее.

Все его мышцы напряглись. Но он подавил тревогу, затянувшись несколько раз косячком, лежавшим в пепельнице.

Он не заслуживал всего хорошего, что произошло с ним за последние дни. В аэропорту Канзас-Сити он думал только о себе. Главным для него тогда было поскорее встретиться с Эмбер и Гленном.

Он не смог отказаться от подарка, который сделала ему мать, и остаться еще на несколько месяцев рядом с ней, пока у нее не затянулись бы душевные раны. Он не смог набраться терпения и подождать, зная, что когда-нибудь уедет навсегда.

Почему только ему одному было даровано право вырваться из болота, в котором погрязла вся семья?

А ведь он мог бы предотвратить беду, если бы хорошенько все продумал, просчитал все риски и возможности.

Если бы, к примеру, он осмелился сказать матери, что знает о запертой в подвале Хейли, возможно, она послушалась бы его. Быть может, ему удалось бы уговорить мать и она освободила бы девчонку, не видя другого выхода.

И Синди осталась бы все той же маленькой красавицей.

Если бы он тогда просто отвез Хейли в город, а не предоставил ей, опьяненной яростью и жаждой мести, полную свободу действий в своем доме…

Синди осталась бы все той же маленькой красавицей.

Но, даже понимая все это, Грэм не мог решиться на возвращение домой. Он никак не мог попрощаться с новой жизнью, открывшей ему свои объятия.

Удастся ли ему убедить мать, чтобы она переехала? Перебралась к нему вместе с Синди и Томми. На самом деле ее ничто не удерживало в Канзасе. Она могла бы там все продать и подыскать хорошую квартиру здесь, в каком-нибудь тихом зеленом районе Нью-Йорка. Она обзавелась бы новыми знакомыми и, возможно, наконец встретила человека, с которым пошла бы рядом по жизни.

Синди росла бы в окружении, где нет враждебного отношения к тем, кто отличается от других и где на нее уже никто не бросал бы косых взглядов. А Томми мог бы наблюдаться у лучших психологов. Жизнь в новом месте, воздух большого города прочистили бы ему голову и легкие. Он постепенно вошел бы в другую колею, и на сердце у него стало бы легко.

Такое будущее для их семьи казалось вполне возможным. Главное – было бы желание.

Грэму хотелось убедить себя в том, что он сумеет их уговорить. И со временем найдет способ, как исправить то, что еще можно.

Он расстегнул рубашку и отправил эсэмэску Эмбер, чтобы узнать, где она. В ожидании ответа взял с ночного столика тетрадку и записал в нее все, что узнал о Натане Каннингхеме, чтобы ничего не забыть.

Это был очень любознательный мальчик, много читавший. В одиннадцать лет он решил стать вегетарианцем. Он так и не смог оправиться после смерти своей любимой таксы Луция. Писать стихи он начал, когда поступил в колледж. Его первую настоящую подругу звали Натали. Ему очень нравились вестерны и русское кино. Он знал наизусть каждую строфу из «Листьев травы» Уолта Уитмена. Иногда он по привычке садился в свой старенький «Форд» и, не ставя никого в известность, уезжал куда глаза глядят. Он мечтал увидеть Индию, Китай и Японию, хотя боялся самолетов. Над правым глазом у него был маленький шрам – результат падения с велосипеда. Воображаемый мир всегда казался ему куда более привлекательным, чем тот, в котором он жил. Каждый день, проведенный с ним, его родители почитали за счастье. Повстречавшись с Нормой, он стал самым счастливым человеком на свете…