Факультет ненужных вещей - Юрий Домбровский

— Да нет, ничего особенного, — сказала трубка, — это звонит одна из его знакомых.

— А-а, — сказала она.

— Из Медео, — добавила трубка, смущенно засмеялась и замялась. — Я просто хотела пригласить Якова Абрамовича на свои именины.

— Ах, так, — сказала она, — ну спасибо. Позвольте вас тогда тоже поздравить. Я обязательно передам. Я его племянница.

В трубке помолчали, подумали и потом спросили:

— А вы тут живете?

— Да нет, — объяснила она словоохотливо. — Я недавно только приехала из Москвы. Закончила институт и приехала отдохнуть, а там видно будет. Может, работать буду.

— А здесь работы много, — заверила трубка. — Вы по дядиной специальности?

— По дядиной, — ответила она весело. Ей очень нравилось так трепаться-с неизвестной женщиной.

— Здесь геологи очень требуются, — сказала трубка серьезно. — Так милости прошу и вас с дядей. Я теперь не в Медео, правда, но это я ему позвоню, лично объясню. Меня звать Мариетта Ивановна.

— Спасибо, Мариетта Ивановна. Приеду. Медео — ведь это в горах? — В самых, в самых горах. В ущелье. Только я-то теперь… не совсем там — ну да я еще позвоню. Праздновать-то там будем, — трубка совсем успокоилась и сейчас просто ворковала. Наверно, там уже пили.

— Спасибо, спасибо, Мариетта Ивановна. Обязательно постараюсь приехать. Она опустила трубку, усмехнулась и пошла на кухню. Ниловна стояла над столом и зубным порошком чистила ножи.

— Дозвонилась? — спросила Ниловна.

Она засмеялась и села на табуретку рядом со старухой.

— Вот пригласила Мариетта Ивановна из Медео, — сказала она. — Это далеко?

Ниловна положила нож.

— Так туда от Зеленого базара автобусы ходят. Как сядешь, так на последней и слезешь. Дальше они не идут. А что это за Мариетта? Я ровно такой не слышала. Не та, что книгу приносила?

— Та, та самая! (Ах, Яков Абрамович! Ах, шустряк, геолог!)

— Ну съезди, съезди, горы там замечательные! «Мохнатая сопка», — сказала Ниловна. — Там и перекусить, и отдохнуть, и заночевать есть где. Там, не доезжая три остановки, у вас ведь дом отдыха, меня раз туда Мария Саввишна возила, кто-то приезжал, так надо было залу убрать, посуду помыть…

— А дядя там часто живет? — спросила она.

— Яков Абрамович-то? Нет, их туда на аркане не затащишь. Их дело — вот! Волга, они на нее все летают да к морю. А туда — нет. «А что я там не видел? Я на эти сопки каждый день из окна гляжу. Надоели!..» Вот и весь их разговор.

«Так, прекрасно, — подумала она, выходя от Ниловны. — Яков Абрамович, вы у меня в кармане! Мариетта Ивановна, скажи пожалуйста! А видать, молодая, стеснительная! Яков Абрамович, вы пропали!»

— Ну кого еще на ночь глядя Господь посылает? — проворчала Ниловна и пошла в переднюю.

Она же быстро юркнула к себе. Для гостей, конечно, поздно, но это не дядя — у него ключ.

В передней щелкнул замок и зазвенела цепочка. Молодой сочный бас — она узнала Мячина — произнес:

— А вот и его хозяйка! Марья Ниловна, молитвенница вы наша! Принимайте дорогого гостя! Это брат Якова Абрамовича — Роман Львович — наш самый-самый большой начальник.

— Ну, ну, не пугайте хозяйку! — сказал гость. — А где же наша молодая очаровательная родственница? Спит или в гостях?

Она тихонько наложила крючок и на цыпочках подошла к шкафу, бесшумно открыла его, посмотрела и сняла вечернее платье, но потом подумала, отложила его и вытащила строгий костюм в клетку.

Это был Штерн — десятая вода на киселе — ее троюродный или четвероюродный дядя. В доме о нем почти не говорили, но после того, как она поступила в институт, его имя там ей приходилось слышать почти каждый день. Говорили, что это добродушный, обаятельный и страшноватый человек. Великий мастер своего дела. Остряк! Эрудит! О встрече с ним она мечтала давно.

Утром в дверь ее комнаты громко застучали, а затем веселый басок не то пропел, не то продекламировал:

Я пришел к тебе с рассветом

Рассказать, что солнце встало,

Что оно…

— С приветом, а не с рассветом, — поправила она с софы через дверь.

— Наплевать. Что оно та-та-та светом по та-та затрепетало! Вставайте, соня! Вы посмотрите, что на дворе-то делается!

Она открыла глаза и тотчас же зажмурилась. Вся комната была полна солнцем.

— Сколько сейчас? — спросила она.

— Здравствуйте пожалуйста! Уже полных десять. Вставайте, вставайте! Я уже и кофе сварил.

— Встаю, — сказала она. — Через десять минут буду.

— Да не через десять, а сию минуту! Сию минуту! А еще следователь! Следователь должен быть… Знаете, каким он должен быть? У-у! Ладно, вставайте, я расскажу вам, каким он должен быть.

Но в столовой она появилась не сразу. Сначала перед зеркалом бритвой подчистила брови — они у нее всегда норовили срастись, — потом прошла в ванную и пробыла там нарочно долго. Вышла с еще влажными волосами, свежая и сверкающая.

Роман Львович, Толстенький, добродушненький, в полной форме, в ярком костюме приветствовал ее, стоя над кофейником. Она протянула ему руку, он почтительно приложился к ней.

— Вам крепкого? — спросил он.

Она кофе не пила, пила чай, но ответила, что да, самого крепкого, без молока.

— О, это по-нашему, — похвалил он. — Знаете, Екатерина Вторая раз угостила чашкой кофе фельдъегеря. Он только что прискакал к ней с пакетом, а она любила красивых молодых людей, так вот, когда он выпил ее кофе, у него закружилась голова. Вот какой кофе делали в старину!

Был Роман Львович роста невысокого, но сложения широкого и крепкого, и так же, как и Яков Абрамович, лицом походил он на толстого полнощекого младенца, радость мамы, — так в старину рисовали амуров, а на старых картах так, с раздутыми щеками, изображались четыре ветра. «А человек он хоть и умнейший, но подлейший», — вспомнила она чью-то сказанную про него в их доме фразу.

— Ну, дорогая, дайте хоть посмотреть на вас при солнце, — сказал Штерн, — а то вчера я вас даже и увидеть не сумел. Что вы так сразу скрылись?

— Ну, у вас были свои разговоры, — сказала она с легким уколом.

— У меня разговоры? С прокурором? — как будто удивился он. — Да нет, какие? О чем? Да, а брови и глаза-то у вас батюшкины. Давно, давно я не видел Георгия, как он?

Она слегка пожала плечами.

— Хорошо.

— А более конкретно?