Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

– Они отказываются, – объяснил Бенино. – Они спрашивают, чего нам надо в их деревне. Они думают, мы что-нибудь сделаем их семьям.

– Скажите им, чтоб не боялись. И что мы на них не заявим.

Бенино прокашлялся.

– Если позволите предложить вам… Дайте им немного денег. Пять долларов или десять, это здесь целое состояние. Тогда они вам поверят.

Джон схватился за свой неопреновый костюм. Разумеется, никаких денег при нем не было. Если вспомнить, то с тех пор, как он разбогател, у него практически больше никогда не было при себе денег.

– Есть у кого-нибудь десять долларов? – спросил он, глядя на остальных. – Марко, может, у вас? Я верну.

– С процентами и процентами на проценты? – ухмыльнулся Марко, обшаривая свои карманы. И действительно извлек десятидолларовую купюру и протянул Джону. – Теперь вы мой должник.

– Спасибо. – Он передал купюру Бенино, а тот – рыбакам.

Рыбаки оживились, закудахтали, у гребца загорелись глаза. Они смотрели снизу вверх на сидящих в моторке и взяли деньги.

– Его зовут Педро, а другого Франциско, – сообщил Бенино. – Они поведут нас в свою деревню.

* * *

Деревня стояла так близко к воде, как будто напиравший сзади лес постепенно оттеснял ее в море. Маленькие серые хижины с плетеными стенами и крышами из растрепанных пальмовых листьев стояли тесно, некоторые на сваях над водой или в кронах мангровых деревьев, которые росли из реки. На веревках висели выцветшие лохмотья, в которых Джон только со второго взгляда опознал майки, рубашки и шорты, так же лишь со второго взгляда он рассмотрел чуланы из картона, волнистой жести и пластика, которые были пристроены за хижинами и между ними. Сбежались толпы полуголых детей, завидев большую белоснежную моторную лодку, подплывающую к ветхому причалу словно из другого мира.

– Никого не гладьте по голове, – тихо предупредил Бенино, – детей тоже. Это считается невежливым.

Но такая опасность им не грозила, потому что дети держались на почтительной дистанции и только непрерывно хихикали над плотно облегающими гидрокостюмами. В сопровождении эскорта детей они шли за рыбаками, и Патрисия тоже, хотя она до самого причала повторяла, что ноги ее не будет на этой земле. В лодке остался только Крис.

Уже на причале к ним навстречу вышел мужчина, у которого вместо правой руки был ржавый крюк; они пожали ему левую руку. Перед одной из хижин сидел на стуле мужчина, у которого от обеих ног уцелело только одно бедро, и он держал на этом бедре коричневую бутылку, глядя на гостей мутным взором. Они увидели нескольких молодых мужчин на самодельных костылях, потому что они были одноногие. Еще один остался без рук, и когда провожающие заметили, как это тронуло их гостей, они показали им одного мужчину в хижине, у которого не было ни рук, ни ног. Он был подвешен в мешке к потолку. Они что-то сказали и от души расхохотались; смеялся даже человек, подвешенный к потолку, раскрыв свой неопрятный, щербатый рот.

– Что они сказали? – спросил Джон.

– Что уже без рук и без ног он сделал двух детей, – смущенно перевел Бенино.

Патрисия отвернулась.

– Меня сейчас вырвет, – сказала она.

Это походило на наркотический туризм в чужой мир, на кошмар с картины, изображающей ад. Это была не рыбацкая деревня, а театр военных действий. Люди, казалось, жили прямо на фронте, на минном поле, хотя единственная битва, в которую все они были вовлечены, велась за выживание.

Они дошли до хижины Педро. Его жена, хрупкое существо с большими потухшими глазами, низко поклонилась, и ее муж прикрикнул на нее, чтобы обслужила гостей. Она исчезла и вернулась с опущенной головой, безымянной коричневой бутылкой, из которой пахло алкоголем, и миской холодного риса с подмешанными в него кусочками рыбы. Педро между тем подвел к ним своих детей, числом семь, четверо из которых были сыновья, которых он представил по имени. Потом он жестом пригласил их садиться – для трапезы и беседы.

– У меня еще есть немного денег, – прошептал Марко. – Если уместно будет показать им нашу признательность за гостеприимство. Ведь мы сейчас, наверное, съедим их недельный рацион.

– После, – шепотом ответил Бенино.

Франциско, про которого так и оставалось непонятным, кем он приходится Педро и его семье, остался сидеть с ними, а потом и еще стали приходить деревенские, чтобы посмотреть на пришельцев – хотя никто не осмеливался надолго поднять на них глаза, кроме самых маленьких детей, и принять участие в разговоре.

– Они говорят, что им приходится выходить все дальше в море, потому что вблизи уже ничего не ловится, – переводил Бенино, добавляя от себя: – Чему удивляться, они же все истребили. Включая и самих себя.

С места, на котором сидел Джон, виднелся кусочек берега, на котором жалкий старик, до которого еще не дошли деревенские новости, закидывал и вытягивал сеть, должно быть, мелкоячеистую, судя по тому, какие в ней поблескивали мальки, с ангельским терпением, на одно и то же место.

– Они хоть знают, почему динамит запрещен? – спросил Джон. – К каким последствиям он приводит?

Бенино спросил, собравшиеся рыбаки отвечали, потом Бенино объяснял им явные взаимосвязи, о которых они, судя по удивленным лицам, никогда не слышали. Что коралловые рифы – родина миллионов живых существ, многие из которых являются кормом для рыб, привлекая тем самым косяки. Что динамит все это разрушает. Что они своими попытками увеличить улов истребили самые основы лова, опустошили дно, лишив своих детей пропитания.

Джон снова глянул наружу, на старика на берегу и вспомнил, что он когда-то, сто лет назад, как ему казалось, сидел в своем кабинете и читал книгу об этих взаимосвязях. Тогда он видел все это в другом свете, причем коралловые рифы казались ему пустяком. Теперь он видел действительность. Для этих людей коралловые рифы были вопросом жизни и смерти.

– Они этого не знали, – в замешательстве сообщил Бенино. – Они думали, динамит запрещен потому, что он опасен для самих рыбаков. – Он покачал головой. – Они и сейчас этого не понимают толком…

Патрисия де-Бирс вертела между пальцев кончики волос и придирчиво разглядывала их.

– А почему они вообще начали глушить рыбу? Ведь старый добрый способ действовал веками, а?

– Хороший вопрос, – кивнул Джон.

Бенино перевел ее вопрос. Отвечали на него в основном старшие – протяжными и мелодичными рассказами, – а остальные согласно кивали. Но все, что они рассказали, посланник правительства уместил в одну фразу:

– Улова больше не хватало.

– Почему?

– Их стало очень много.

– И пришлось искать новые методы лова, – Джон понимающе кивнул. Итак, мать всех проблем: рост населения. Он огляделся, рассматривая толпы детей, человеческие проценты и проценты на проценты с их предков. – А им не приходило в голову поумереннее плодиться?