Дуэлянты - Пьер Алексис Понсон дю Террайль

– Из нас и сейчас вояки никакие.

– Ага, зато у тебя под глазами два огромных фонаря.

– Ночью их никто не видит.

– А я боюсь, как бы он не сломал мне пару ребер, грудь болит так, что прямо невмоготу.

– Ничего, пройдет.

– Не думаю, – ответил Жак.

– Что-то ты стал больно упрям, мальчик мой.

– Латур, могу я дать тебе совет?

– Валяй! С меня не убудет.

– Послушай меня и больше не преследуй этого гренадера.

– Ты предлагаешь его отпустить? – ошеломленно спросил Латур.

– Ну конечно. Разве что он решит сдаться сам, но это уже его дело.

– Ты серьезно? – спросил Латур.

– Более чем.

– Ну дела! – сказал полицейский. – Ты знаешь, что за такие слова у меня есть полное право вышибить тебе мозги?

– Что ты говоришь! Вышибить мозги?

– Ну да.

– Брось, ты даже прицелиться сейчас не сможешь.

– Ну ты наглец. Завтра посмотрим, смогу или нет.

– Ладно. В конце концов, меня дали тебе в помощь и я должен выполнять твои приказы. Я свое мнение высказал, а ты поступай как знаешь. Я буду подчиняться и помогать тебе, но это не мешает мне считать, что ты ошибаешься.

– Будь по-твоему. Но ты готов идти?

– Готов.

– Ну что же, пойдем к тому дому, который виднеется за стеной. Жан-Мари направился туда, не так ли?

– Да.

– Тогда мы двинем по его стопам.

– В этом нет необходимости, – сказал Жан-Мари, вырастая перед полицейскими, будто из-под земли.

– Боже правый! – воскликнул Жак. – Откуда он взялся.

– Лучше покончим с этим здесь же, – продолжал гренадер.

– Эге, – прошептал Латур, – игра, похоже, будет вестись по правилам.

Полицейский агент был мастак на хитрости. И хотя смелости ему было не занимать, он все же предпочитал тайные маневры, а не открытое противостояние.

– Умирать так с музыкой, я предпочитаю отдать свою жизнь в бою. И если быть честным до конца, то для меня лучше сгинуть от руки полицейского, чем быть расстрелянным у всех на виду.

– Но мы вооружены, – сказал Латур.

– А вы думаете, что я буду драться с вами голыми руками?

– А если мы не хотим с вами сражаться?

– Тогда вам придется меня отпустить.

– В самом деле? – спросил Латур.

– Да, потому что я решил либо оставить здесь свою шкуру, либо этой же ночью обрести свободу.

– Тогда будем драться! – воскликнул Латур.

– Тем более что преимущество на вашей стороне, ведь вас двое, а я один.

– Ну да! – проворчал полицейский. – Беда лишь в том, что один из нас вряд ли сможет прийти другому на помощь.

– Ну что же, господа, защищайтесь! – сказал Жан-Мари, вынимая из кармана длинный нож.

Латур сделал пару шагов назад и тоже открыл свой каталонский тесак.

– А ты, Жак?

– Я, – сказал приданный Латуру помощник, – сражусь с этим господином после того, как он расправится с тобой.

– Что?

– Что слышал! Или у тебя, храбрец, есть другие предложения?

– Я предлагаю наброситься на этого гренадера вдвоем, взять его живым, связать и передать военным властям, которые нас за это щедро вознаградят.

– Не дай мне бог, господин Латур, – торжественно и не без пафоса изрек Жак, – совершить подобную трусость и наброситься вдвоем на одного человека.

– Тебя мучают угрызения совести?

– А тебя нет? – с вызовом ответил Жак.

Как видим, он был философом, этот наш второстепенный персонаж.

– Ты просто предатель, вот и все.

– Боже мой, я?

– Да, ты. Впрочем, это неважно, я и сам справлюсь.

И Латур без предупреждений очертя голову бросился на гренадера. Жан-Мари уклоняться не стал и они начали драться.

Схватка была поистине ужасной. Противники сражались на равных. Жан-Мари превосходил противника ростом, Латур – злобой.

Они вцепились друг в друга мертвой хваткой и на несколько мгновений замерли. Каждый из них пытался левой рукой схватить врага за шею и задушить его, а левой старался проложить путь к груди противника, чтобы вонзить в нее нож.

Затем они разошлись и стали наносить страшные удары, которые тут же ловко парировались, не достигая цели.

После чего вновь остервенело набросились друг на друга. Из многочисленных царапин текла кровь. Но поскольку оба они были одеты, то в глаза не бросалось ничего, кроме их бледности.

И вдруг Латур сделал над собой усилие, занес руку с зажатым в ней грозным мачете, ударил и закричал: – Получи! Умри, раз хочешь умереть!

И нож обрушился на врага, промелькнув стремительным отблеском во мраке опускавшейся ночи.

Но Жан-Мари видел этот маневр. Он с быстротой молнии оттолкнул Латура, при этом опасность настолько придала ему сил, что полицейский опрокинулся навзничь.

Гренадер бросился на него, чтобы вонзить в грудь нож.

Но Латур, в арсенале которого оставалась еще не одна хитрость, быстро откатился влево, подобно детям, играющим в бочку, поэтому когда Жан-Мари ударил в то место, где еще мгновение назад лежал полицейский, того там уже не оказалось.

Шпик одним прыжком оказался на ногах, забежал Кадевилю за спину и поднял нож.

На этот раз Жану-Мари пришел конец. Еще секунда – и с солдатом было бы покончено.

Латур замахнулся, чтобы удар получился сильнее.

Но в этот момент, к своему изумлению, почувствовал, что руку его будто сжали стальные клещи. Кто-то схватил его сзади и не дал нанести смертельного удара.

Этот «кто-то» был не кто иной, как Жак.

– Что, господин Латур, – сказал он, – хотите предательски нанести удар в спину?

Можно только догадываться, какая ярость охватила полицейского, когда он увидел, что упустил свой шанс и вновь оказался лицом к лицу с Жаном-Мари, у которого было время на то, чтобы вновь занять оборону.

– Благодарю вас, сударь, – сказал Жан-Мари Жаку.

– Не за что, – ответил тот с лукавой улыбкой.

– Жак! – закричал Латур.

– Чего желает мой командир?

– Ты мне за это заплатишь.

– Заплачу, правда, недорого. И потом, прошу обратить внимание – этот гренадер сейчас вас на куски порежет.

Латур и в самом деле избежал тяжелого ранения лишь в самый последний момент, ловко отпрыгнув в сторону.