Меч, Палач, Дракон - Александр Рау

«Завтра!», — прошелестело в воздухе.

— Вот и все на сегодня, — устало вздохнул Гийом, опуская руки.

— Больше я никогда не последую за тобой в ночь, Гийом, — поэт сел на землю, вытянув ноги, — «Веселая прогулка» — очень веселая. Я теперь уснуть не смогу.

— Придется. Эта ночь может быть последней в твоей жизни, — серьезно ответил маг, — Немногие доживут до завтрашнего вечера.

Гийом уселся рядом с ним на холодную землю, уже настроившую себя на зиму.

— Луис, пожалуйста, сходи, посмотри, не забрал ли Кербон меч Марка? — припросил чародей.

Поэт вернулся, неся бастард и руку, держащую его мертвой хваткой.

— Вот.

— Будь, другом, освободите оружие.

Луис с помощью кинжала отцепил пальцы. Потянул магу меч. Тот вытер лезвие пучком желто-зеленой травы.

— Пойдемте в лагерь. Агриппа может выпускать своих охотников, — Гийом указал на стан алькасаров, из которого доносились звуки сражения, — Хищники грызут друг другу глотки. У Кербона зубы острее, но султан не даст ему легкой победы.

Де Кордова задержался, выкопал кинжалом яму и похоронил в ней руку де Мена.

* * *

Ночной рейд кустилье Агриппы прошел крайне удачно. Камоэнсцы зарезали около тысячи сонных, растерянных, дезориентированных общей паникой алькасаров, потеряв два десятка своих товарищей и пригнав сотню пленных.

— Если бы могли сейчас бросить против них все войско…, - хищно облизнулся рыжий Эстебан Гонгора, участник вылазки, забрызганный кровью, как мясник на бойне.

— Это все мечты, — прервал полет его мысли Агриппа, — Наши рыцари в ночи еще худшие вояки, чем алькасары. В такой тьме победа легко может обернуться поражением. Мы не знаем всех козырей Кербона. Что делать нам, Гийом? — обратился он к магу.

— Ничего. Ложитесь спать. Отдохните. Завтра осуществиться ваша мечта, маршал, вы надерете задницу самому султану. О драконе не беспокойтесь, я беру его на себя, — Гийом указал на меч Марка, несомый Луисом.

— Он слишком тяжел для вас, — тут же заметил Агриппа, — я подберу вам оружие по руке.

— Нет уж, — отмахнулся маг, — Мне нужен именно этот клинок.

* * *

Стража у шатра королевы пропустила мага без лишних слов, у них был четкий приказ Ангелы. Но вот ее старая служанка встала стеной на пути чародея, охраняя сон своей госпожи, которую она нянчила еще малышкой.

— Изыди, колдун! — бабка осенила его двумя треугольниками, — Отстань от девочки моей!

— Иди спать, Кончита! — Кармен Феррейра умела говорить так, что самые упрямые люди понимали ее одного слова. Она появилась из покоев Ангелы, откинув полог.

— Ты меня спасла, — маг поклонился.

Кармен была в тоненькой ночной рубашке, поверх которой был накинут плащ. После смерти Гальбы она стала больше улыбаться, иногда шутила. Остроты ее были колки и злы. Сплетничали, что у нее бывали кавалеры. Гийом одергивал говоривших такое, хотя знал, что слова эти — правда. Кармен пыталась забыться, ища тепла. Больше одной ночи она с мужчиной не общалась. Выбирала достойных — тех, что не будут болтать. Боль никуда не ушла от нее, лишь затаилась в глубине глаз и у сердца, готовая в любой момент выплеснуться наружу.

Она была притягательной, слабой и сильной одновременно, и очень несчастной.

— Марк де Мена мертв. Его изрубили алькасары, — сказал Гийом, обняв ее за плечи.

— Спасибо, — Кармен прижалась к нему, уткнувшись носом в шею.

Гийом почувствовал капельки влаги на коже, девушка тихо всхлипнула. Он терпеливо ждал, боясь сделать неловкое движение.

— Спасибо, — повторила она, отстранившись, — Иди к Ангеле, я нагрела тебе место, — Кармен слабо улыбнулась.

Чародей откинул полог, аккуратно ступил на медвежью шкуру на полу. Скинул плащ и куртку, снял рубашку. Присев, стянул сапоги и штаны. Приподнял одеяло. Лег, тщательно вымеряя движения.

Ангела спала, обняв подушку, крепко прижав ее к себе. Он мягко поцеловал ее обнаженное плечо, щечку, ушко. Скользнул рукой вверх по бедру. Девушка чуть повернулась на спину. Поцеловал в губы.

— Ги, — он не видел, но чувствовал, что она улыбается.

Ответил новым поцелуем.

— Я ждала тебя.

— Догадываюсь, — промурлыкал маг, лаская ее тело.

— Что-то изменилось? Ты вновь меня любишь? — она не забыла разговора в кабинете.

— Да. Завтра я могу погибнуть. Поэтому здесь — лобзаю тебя. Думаю о тебе — единственной из всех женщин, что были у меня.

— В последний раз? Не хорони себя раньше срока, Ги! — от возмущения она чуть отстранилась.

— Не хороню. Просто Кербон очень силен. Но я убью его, ради… Ради всех и всего. А сейчас я хочу любить тебя изо всех сил. Прочувствовать каждой клеточкой тепло той, за которой пришел сюда.

Ангела не ответила. Укусила его за губу и привлекла к себе, обхватывая руками и ногами

Они ласкали друг друга страстно и исступленно, на зло смерти, что медленно спускалась на землю вместе с рассветом.

— Ты будешь со мной?

— Буду. Только не отвергай, меня Ангела. Я люблю тебя, такой как сейчас — самой нежной женщиной в мире.

Маг и королева любили друг друга посреди войны. Вопреки судьбе, что завтра могла разлучить их. Отбросив все глупые мысли, амбиции и обиды. Любили во имя любви.

Хмурый рассвет вставал над полем, разделявшим заклятых врагов. Солнце только еще намеривалось подняться из-за линии горизонта, но уже было ясно — день будет пасмурным и дождливым. Просыпающиеся воины, гнали прочь, навиваемую утром тоску. Им все было предельно ясно — бой с Алькасаром. До последней капли крови. Во имя Камоэнса — родного очага и семьи вокруг него. Ради того, чтобы жены и дети их не попали в гаремы султанцев. Ради того, чтобы в храмах не устраивали хлева и конюшни.

Не было обычной солдатской ругани и перебранки. Все были сосредоточены и серьезны, просветлены общей целью и идеей, горды ей.

Воины одевались и выходили из палаток, вставая на колени. Священники обходили лагерь благословляя каждого воина и меч его.

— Я грешен, отче! — Барт Вискайно — еретик-каредесец, каялся священнику-ратофолку у своей батареи, — Я убивал, обманывал, лгал, предавал и обольщал чужих жен.

— Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, — старенький святой отец видел нательный знак Барта — круг-колесо «невозвращенцев» — но все же поднес ему к губам чашу со святой водой.

— Пей сын мой, пусть очисться твоя душа и проясняться помыслы.

Барт пил на глазах его выступали искренние слезы необъяснимой радости, осознания своей близости к миру и родства с тысячами людей. Он попросил толику святой воды и окропил ей не только лагрский кинжал — подарок Гийома, но и орудия-огнеплювы своей батареи.