Тузы за границей - Мелинда М. Снодграсс

Он сунул руку в карман за сигаретами и зажигалкой.

– Дурная привычка, – по своему обыкновению ляпнул Ульрих.

Молния только посмотрел на него.

Секунду спустя Вольф издал смешок, который вовсе не походил на вымученный.

– Ох уж эта теперешняя молодежь, у них другие обычаи. Не то что в наше время – малышка Рики, гм, товарищ Майнхоф, вот та была заядлой курильщицей. Без сигареты ее не видели.

Молния ничего не сказал. Он продолжал смотреть на Ульриха чуть раскосыми глазами – наследие татаро-монгольского ига. Очень скоро белокурый немец отвел взгляд.

Русский закурил, устыдившись своей дешевой победы. Приходится держать этих молодых кровожадных зверей в узде. Ну не насмешка ли, что он, который ушел в отставку из войск спецназа и перевелся в Главное разведывательное управление Генерального штаба из-за того, что не мог больше терпеть насилия, оказался вынужден бок о бок работать с существами, для которых кровопролитие стало чем-то вроде наркотика.

«Ох, Мила, Маша, увижу ли я вас снова?»

– Герр доктор.

Тахион почесал крыло носа. Терпение у него было на исходе. Он торчал здесь уже два часа, хотя толку от него не было почти никакого. Лучше бы он находился среди членов делегации – у него нашлись бы слова утешения для них, в которых его друзья наверняка нуждались.

– Герр Нойманн, – приветствовал он вошедшего.

Представитель Федерального управления уголовной полиции уселся рядом с ним. В руке у него была сигарета, незажженная, несмотря на завесу табачного дыма, висевшую в густом воздухе. Он крутил ее в пальцах.

– Я хотел спросить ваше мнение.

Такисианин вскинул пурпурную бровь. Он давно уже понял – немцы держат его в этом зале исключительно из-за того, что в отсутствие Хартманна он стал главой делегации. В противном случае они едва ли стали бы терпеть путающегося под ногами чужака. И сейчас-то большинство гражданских и полицейских чиновников, толпившихся в кризисном центре, обращались к нему с почтением, приличествующим его высокому положению, а в остальном совершенно игнорировали его.

– Давайте спрашивайте.

Нойманн производил впечатление искренне заинтересованного человека и к тому же проявил признаки хотя бы зачатков интеллекта, что, на взгляд Тахиона, было большой редкостью среди его соплеменников.

– Вам известно, что полтора часа назад несколько членов вашей делегации начали собирать деньги, чтобы предложить их похитителям сенатора Хартманна в качестве выкупа?

– Нет.

Немец кивнул – медленно, как будто что-то обдумывал. Его желтые глаза были полускрыты веками.

– У них возникли серьезные затруднения. Ваше правительство…

– Это не мое правительство.

– Правительство Соединенных Штатов настаивает на том, что никакие переговоры с террористами недопустимы. Нет нужды говорить, что американские ограничения на вывоз национальной валюты не позволили членам делегации вывезти из страны хоть сколько-нибудь сопоставимую с достаточной сумму, а теперь американское правительство заморозило активы всех участников турне, чтобы помешать им заключить какую-либо сепаратную сделку.

У Тахиона запылали щеки.

– Это деспотизм.

Нойманн пожал плечами.

– Мне стало любопытно, что вы думаете об этом плане.

– Почему именно я?

– Вы признанный авторитет во всем, что касается джокеров; разумеется, именно поэтому мы имеем честь принимать вас в нашей стране. – Он постучал сигаретой по столу рядом с задравшимся уголком карты Берлина. – И потом, в вашей родной культуре похищения – явление вполне обыденное, если я правильно понимаю.

Такисианин взглянул на него. Хотя он был знаменитостью, большинство землян едва ли знали о его происхождении что-то еще помимо того, что он инопланетянин.

– Я, конечно, не могу говорить о Фракции…

– «Rote Armee Fraktion» в ее нынешнем воплощении состоит в основном из молодых людей, принадлежащих к среднему классу, – как и прошлые ее воплощения и, если уж на то пошло, большинство революционных группировок в развитых странах. Деньги не имеют для них большого значения; они дети нашего так называемого «экономического чуда» и с самого рождения привыкли к достатку.

– О ДСО определенно нельзя сказать ничего подобного, – вставила Сара Моргенштерн, подошедшая, чтобы поучаствовать в разговоре.

Какой-то адъютант бросился ей наперерез, протянул руку с намерением увести, чтобы журналистка не мешалась в серьезном мужском разговоре. Она шарахнулась от него как ужаленная, обожгла сердитым взглядом.

Нойманн сказал что-то так быстро, что даже Тахион ничего не разобрал. Адъютант ретировался.

– Члены «Джокеров за справедливое общество» – настоящие бедняки. За это я могу поручиться.

– Значит, их можно соблазнить деньгами?

– Сложно сказать. Подозреваю, они привержены революционным идеям несколько по-иному, чем члены Фракции. И все же… – легчайший взмах рукой, – они не потеряли ни одного ближневосточного туза. С другой стороны, когда они требуют деньги на благо джокеров, я им верю.

Тахион нахмурился. Требование снести мавзолей Джетбоя и построить на его месте хоспис для джокеров задело его. Как и большинство ньюйоркцев, он не стал бы лить слезы по мемориалу – мастодонту, воздвигнутому, чтобы увековечить память о неудаче, причем о той, которую он лично предпочел бы забыть. Но требование построить хоспис было пощечиной ему лично:

«Когда это джокеру дали от ворот поворот в моей клинике? Когда?»

Его собеседник пристально смотрел на него.

– Вы не согласны с этим, герр доктор? – осторожно поинтересовался он.

– Нет-нет. Она права. Но Гимли, – он прищелкнул пальцами и воздел указательный, – Тома Миллера искренне заботит судьба джокеров. Однако он, как выражаются американцы, и о себе не забывает. Вполне возможно, что вам удастся соблазнить его.

Сара кивнула.

– А почему вы спрашиваете, герр Нойманн? Ведь президент Рейган отказывается вести переговоры о выдаче сенатора.

В ее голосе звенела горечь. И все же Тахион недоумевал. С ее-то чувствительностью она, казалось бы, уже должна была бы с ума сходить от тревоги за Грега. Но эта женщина, похоже, с каждым часом становилась все спокойней.

Нойманн скользнул по ней взглядом, и доктор задумался, известен ли ему секрет Полишинеля о ее отношениях с похищенным сенатором. Складывалось впечатление, что от этих желтых глаз – уже покрасневших от табачного дыма – укрыться могло немногое.

– Ваш президент принял свое решение, – сказал он негромко. – Однако моя обязанность – дать совет моему правительству, какие действия предпринять. Это ведь дело и Германии тоже.

В половине третьего Хирам Уорчестер вышел в прямой эфир с обращением на английском языке. В промежутках Тахион переводил его на немецкий.