Изгнанница. Поединок чести - Рикарда Джордан

— Ну, он уже давно в преисподней! — заметил Рюдигер, но Герлин знаком велела ему молчать.

— А если вы женитесь как Жером де Париж, господин Соломон? — спросил Дитмар. — Вы ведь хотите уехать в Лош. Там никто вас не знает.

Герлин перебила его:

— Я все равно не смогла бы выйти замуж за господина Соломона. Я не вдова Дитриха из Лауэнштайна, если вы об этом забыли. Я вдова Флориса де Лоша, и у меня есть крепость, которой я должна управлять, пока подрастут мои дети. Как это будет выглядеть, если я представлю королю и ленникам нового супруга? Это были бы такие же отношения, как и между Лютгарт и Роландом! Пока Ричард не вступит в права наследства, для меня не может быть и речи о новом браке. Да и вообще, спокойная жизнь во вдовьей резиденции где-нибудь на юге Франции привлекает меня больше, чем очередной побег неизвестно куда. — Она переводила взгляд с сына на брата, с брата на возлюбленного. — Но мне может понадобиться друг, — добавила она. — И сейчас, и потом…

Соломон неуверенно посмотрел на нее, но затем улыбнулся.

— А твои придворные не станут упрекать тебя? Король? Соседи?

Герлин подмигнула ему:

— В том, что я учусь искусству исцеления у лекаря, который когда-то сопровождал Ричарда Львиное Сердце в крестовом походе? Я так не думаю. А впрочем… Я… Ну, я могу также выдумать себе какое-нибудь хроническое заболевание. Кто подумает плохо обо мне, если я буду больна? — Она снова заговорщицки подмигнула Соломону.

Он вздохнул:

— Герлин, твой брат и ты… Я все чаще вспоминаю своего племянника Авраама и его такую же безрассудную супругу. — Его слова прозвучали строго, но в глазах появился плутовской блеск.

Герлин пожала плечами и сказала:

— Господь сотворил всех нас по образу Своему…

Она прижалась к Соломону, своему другу и возлюбленному, и почувствовала, как вздрагивает его грудь, когда он громко расхохотался.

Действие данного романа разыгрывается на фоне крестового похода против альбигойцев — однозначно одной из темных страниц истории Церкви. Причем есть сомнения в том, что причиной беспощадной борьбы Папы Иннокентия III стало лишь неприятие веры катаров. Скорее всего, целью было воспрепятствовать укреплению соперничающей Церкви. В отличие от небольших групп верующих, которых постоянно подозревали в ереси, альбигойцы, или катары (впрочем, оба эти названия были даны религиозной общине иноверцами, сами они называли себя Истинными христианами или Добрыми людьми), имели четкую иерархию. У них были епископы и диаконы, церкви, церковные соборы и монастыри. В основном в Окситании, но также и в Германии и Италии люди массово принимали их веру, — почему, можно лишь догадываться. Простые люди едва ли могли до конца понять, чем же отличалось учение Добрых людей от католической веры. Большее значение, скорее всего, имело недовольство Церковью. Это можно сравнить с недовольством политическими партиями сегодня, которое также часто приводит к весьма своеобразному поведению электората.

Вера Добрых людей отстаивала определенные положения, которые сегодня считаются рискованными, — например, что душа женщины изначально была мужской и после своего освобождения прежде претерпевает как бы перемену пола, прежде чем предстать перед Богом. В любом случае эта вера пребывала с людьми там, где они жили: Совершенные проповедовали на местных языках, да и существовали переводы Евангелия от Иоанна. К тому же диаконы в основном жили среди верующих, — и каждый мог убедиться в том, что они придерживались строгих правил аскетизма, которых требовало их положение, в то время как католические священники порой оказывались продажными и алчными, не говоря уже о недостатке у них целомудрия.

Как бы то ни было, принятие веры альбигойцев все большим количеством людей наверняка вызывало беспокойство у Папы. Добрые люди Окситании могли рассчитывать на поддержку местных феодалов, в отличие от Германии и Италии, где поэтому движение катаров и не пустило корни. Недовольство Папы вызывало и то, что многие дворяне — к примеру, всем известная Эсклармонда де Фуа — исповедовали веру Добрых людей. Кроме того, имело место противостояние между Лангедоком и монархами в Париже. Такие люди, как графы Тулузы и Фуа, отстаивали свою независимость. Когда король говорил «да», они говорили «нет», и наоборот. Когда король поддержал Папу в его борьбе с катарами, они стали на сторону Добрых людей. Вот почему в Окситании разгорелась настоящая война, которая повлияла на судьбы главных героев.

Сражения и ход войны я постаралась описать максимально достоверно, в связи с чем должна выразить благодарность Кларе Декер за ссылки в Интернете на английском (кто бы мог подумать, что осада Тулузы описана весьма детально именно на этом языке?) и, прежде всего, за ее переводы с французского. Однако порой различные источники расходятся в некоторых деталях, и я надеюсь, что никто не станет на меня сердиться, если в своем повествовании я просто выбрала ту версию, которая лучше всего подходила для моей истории.

Впрочем, Симон де Монфор действительно был убит выстрелом из боевого орудия, и при этом патереллой (или требушетом, здесь данные расходятся) на самом деле управляли женщины Тулузы. В городе есть памятник, установленный в честь воинственных дам, совершивших этот героический поступок.

Что касается сути веры альбигойцев и их ритуалов, имеется мало подробных документов, причем все усложняет тот факт, что практически нет информации из первых уст, то есть от катаров. Сохранившиеся рукописи были написаны летописцами, которые в лучшем случае нейтрально, но чаще враждебно относились к катарам, а записи самих катаров уничтожались. Недостаток информации, а также увлечение нашими современниками альтернативными религиозными учениями, основывающимися на тайных знаниях, приводит сегодня к идеализированию катаров. Их восхваляют как «Церковь Низа» и предшественников женской эмансипации в духовенстве; одаренные богатым воображением даже предполагают, что они были «защитниками Грааля».

По трезвом размышлении все это ничем не обосновано. В общинах катаров простой верующий, по сути, не имел права голоса, как и в католичестве. На первый взгляд посвящение женщин в Совершенные представляется прогрессивным явлением, но на самом деле для диаконов-женщин существовало много запретов. Они не могли ни занимать церковные должности, ни проповедовать, тогда как в отношении воздержания, запретов на употребление определенной пищи и тому подобного выполняли те же предписания, что и мужчины. Да, они имели право принять консоламентум, святое крещение, однако и в католицизме женщинам не запрещалось проходить этот обряд. Таинство крещения может принять любой человек, причем без благословения священника, исповеди и не будучи аскетом. В Средние века даже иудейские повитухи и лекари были обязаны крестить больных младенцев, рожденных в христианских семьях, чтобы они, чего доброго, не забрали с собой на тот свет земные грехи. Так что право женщины на крещение не является достижением эмансипации.

Да и что касается признания женщин-диаконов мужчинами, у Совершенных имелись конкуренты в католицизме, причем уже в Средние века. Например, настоятельницы монастырей часто обладали значительным влиянием, достаточно вспомнить Хильдегарду Бингенскую. Она подавала голос гораздо чаще, чем единственная известная в свое время альбигойка Эсклармонда.