Русский лабиринт - Дмитрий Дарин

Она ждала клиента у подъезда и подумывала, с кем и где провести новогодье. Прикидки приходили в противоречие с известной приметой. С тем, с кем весело было бы встретить Новый год, совсем не улыбалось провести его вместе целиком. Снежинки, среди которых, говорят, невозможно найти две одинаковые, искрились под фонарным светом и распушали гриву послушному вечеру. Покупатель запаздывал. Запаздывал, не предупреждая по телефону, как принято среди воспитанных людей. Наверное, зарабатывать деньги и помнить о манерах одновременно невозможно. Она перезвонила бы сама, но номер телефона в конторе ей дали, видимо, ошибочный – обслуживание абонента было прекращено. Еще пятнадцать минут – до девяти, и все – домой, в теплую норку! Ждать больше было и бессмысленно и вредно для бизнеса. Клиент может начать думать, что он единственный. Она посмотрела на часы, чтобы убедить свою совесть в точности, подняла глаза и… вмерзла во Вселенную. Перед ней стоял он. Тот мужчина с леденистым взглядом. Он был в шикарном кожаном пальто на соболином меху, в роскошной рыжей лисьей шапке, наползавшей почти на весь лоб, но узнала его в первый же момент. Узнала и улыбнулась, как улыбаются маленькие собачки, прыгнув на диван. Эта улыбка растопила лед в его глазах, и они весело заискрились. Он взял ее за руку.

– Ну вот, что я говорил. Судьба.

Она с трудом опустила глаза.

– Всего лишь случайность.

– Пойдем.

Он вел ее за руку, она не думала, куда и зачем. Он был ветром, она снежинкой, единственной и неповторимой. Она кружилась в вечернем небе и не падала. Кто полон счастьем, не падает, потому что оно легче воздуха. Только потом, когда он вставил ключ в замок своей двери, она поняла, что не дождалась покупателя на квартиру. Потом поняла, что это не он покупатель. Тогда что он делал у того подъезда? Проходил мимо? Но от метро, если он вообще ездит на метро, пройти другой дорогой гораздо короче. А если он ездит на машине, то где его машина? Ведь они шли пешком.

– Ты не поверишь, первый раз за зиму вышел погулять. Что-то потянуло. То есть не что-то, а кто-то… – Он посторонился, пропуская ее вперед.

Она вздрогнула – второй раз он читал ее мысли, словно они проявились с обратной стороны лба. Тогда это действительно невероятное совпадение. Хотя почему совпадение, если оно невероятное? Или вправду судьба? «Я предложу руку и сердце». Неужели он серьезно? Что будет – уже не вернешь? Да, по всей видимости, этот человек кует обещание из железа. Но она даже не знает его имени. Спросить или дождаться, пока он сам скажет? Но и он не знает ее имени. Сказать или дождаться, пока он сам спросит?

Он включил свет. Она передала ему пальто и с кошачьим любопытством пошла по квартире. Ничего необычного, убежище закоренелого холостяка. Как ни поддерживай порядок, а отсутствие женщины заметно сразу. У хорошей хозяйки даже пыль ложится на полки по-особенному, как первый снег, готовый в любой момент растаять. Она поймала себя на мысли, что не чувствует себя здесь гостьей. Не рановато ли?

Он прошел на кухню и вернулся с бутылкой красного вина.

– «Шато Тротонуа»! В честь обретения этим домом своей желанной хозяйки.

Она даже не удивилась – он читал ее мысли не первый раз. Так чувствуют люди, живущие внутри друг друга. Когда не нужно говорить. Те, кто только соприкасается, говорят, но часто не слышат друг друга.

– Купил в день нашей встречи. В специализированном магазине, в супермаркете такое не продается. Бутылка плавала в волнах разлуки от встречи до встречи.

– Очень поэтично!

– Раз есть муза, поэзия неизбежна.

Следующая мысль спросить его имя пришла к ней только в постели, когда он раздевался. Но тут же исчезла. Приподнявшись на локте, она внимательно всмотрелась в его грудь. Почти от ключицы рядом с левым соском розовел длинный рубец, вернее, шрам, похожий на след гигантской сороконожки.

– Что это? – Она прикоснулась к нему губами.

– Операция. У меня было три инфаркта. И третий был бы последним, если бы мне не пересадили сердце. Так что у меня в груди бьется чужое сердце. Но бьется хорошо. Потому что – для тебя.

Она закрыла глаза, от догадки у нее закружилась голова.

– Почему ты не позвонил? В письме на могиле был же написан телефон. Мой телефон.

Она распахнула намокшие ресницы. Он застыл на краю постели. Его глаза вновь заледенели.

– Вот оно что. Значит, это ты.

Она не знала, что сказать, и сказала самое глупое:

– Это я.

– Сначала я хотел набрать тот номер в письме. Это было даже моим первым порывом. Я понял потом, что меня остановило.

Она глотала каждое его слово.

– Я подумал… подумал, что после звонка неизбежна встреча. Если бы меня попросили, как бы я мог отказать?

– А что плохого во встрече?

– Теперь ничего, родная. Но представь себе, как на меня смотрели бы. Смотрела бы ты. Так смотрят вдовы на вернувшихся с войны солдат. С укором. Будто, погибни он, ее муж остался бы в живых. Этим нельзя укорить вслух… словами. Нельзя их услышать… эти слова. Но сердцем услышать можно. Даже чужим. – Он погладил свой рубец.

Она снова расплакалась, но теперь слезы текли легко и свободно. Это были не слезы – брызги счастья.

– Твое сердце не чужое. Оно мое! Оно родное!

2012

Вместо вступления

(предисловия, введения, аннотации)

Не хотел писать, не уверен, что напечатают, а зачем почем зря душу выплескивать?

Но слишком задела меня дискуссия в «Литгазете» о поэзии, начатая в конце мая статьей Сергея Мнацаканяна «Век – новый. А поэзия?». И, споткнувшись о «когнитивный симулятор» И. Болычева в «Мерзости запустения», не выдержал – сел за компьютер, чтобы изложить свою точку зрения на предлагаемую тему.

В Средние века (в XIV веке) в Англии жил монах – философ Уильям Оккам, предложивший доктрину, получившую название в честь автора, т. н. бритва Оккама, смысл которой сводится к следующей тезе: «Не умножайте сущности без необходимости». Говоря проще, сводите все к главному, без злоупотребления придаточными предложениями и… мыслями.

Попробуем?

Единственная оговорка – цитировать автор будет в том числе и себя, ибо аргументов, опирающихся на «вечные» цитаты, употребляемые без всякого разбора, и часто одних и тех же по прямо противоположным поводам, уже применено довольно. Яснее, по-моему, не стало.

Так что не обессудьте.

Итак, три вопроса к теме:

– что есть поэт?

– что есть народ?

– кто кому нужнее или что делать?

1. Что есть поэт?