Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо

– Почему? Ради власти, мой друг. Чтобы иметь возможность строить будущее по своему образу и подобию. Верить, будто мир можно изменить по-другому, преобразив человека – вот ошибка, которую совершали все мои предшественники. И в этом мой гений, Ахинус. Я упростила данные нерешаемой задачи – задачи о пути Человечества, сведя ее к пути моей собственной персоны. У меня будут все возможности, чтобы множиться до бесконечности, и мои версии, если я того пожелаю, будут распоряжаться каждым участком космоса. А теперь мне нужно идти покорять вселенную. Прощайте.

Она зашагала решительным шагом, не отпуская запястье Плавтины. Та какое-то время позволяла ей тянуть себя за собой, не в силах воспротивиться, словно всякую волю в ней уничтожили. Скоро любое сопротивление будет сметено этой непобедимой одноголосицей – и в первую очередь варвары, разрозненная, нерешительная раса. Плавтина не могла участвовать в таком ужасном деянии.

Был только один способ выбраться. Крошечный кинжал у нее в кармане. Плавтина запустила туда руку.

Береника повернулась к Отону.

– Вы, раз уж желаете мне служить, помешайте Ахинусу догнать меня. Это не должно быть очень сложно. Он дал обет никогда не прибегать к насилию.

Отон молча скользнул между ней и Садовником. Береника устремилась дальше, потянув за руку Плавтину:

– А вы идите за мной.

Отон развернулся к ней с лицом, перекошенным от гнева:

– Ее вы берете с собой, а меня нет? – спросил он бесцветным голосом. – Она даже не желала вас спасать.

Береника пожала плечами и зашагала дальше.

– Все так, робот. У каждого своя роль. Вы хотели сразиться с моими врагами – извольте.

Слыша эти слова, Плавтина остановилась и резким движением вырвала руку из хватки Береники.

– Подождите. Он ведь прав, почему вы не возьмете его с собой?

– Не бойтесь. Пойдемте, – ответила Береника.

– Почему я, а не воин?

Маска спокойной силы дрогнула на лице женщины, вдруг сменившись гневным выражением.

– Потому что это так. Идемте, – сказала она свистящим голосом.

– Нет! Я не последую за вами. Идите одна, если желаете.

– Ваша программа обязывает вас мне подчиняться.

– Ничего подобного.

Береника попыталась снова взять Плавтину за руку, но та ее оттолкнула. Она была взволнованной, как в лихорадке. Мысли у нее в голове метались во все стороны. Внезапно детали сложились в одно. Плавтина моргнула, пораженная тем, что только что поняла. Стоящая напротив Береника склонила голову, словно перед ней было странное, но безобидное животное, – или словно пыталась понять лепет ребенка.

– Объясните, о чем вы.

– Вы планируете править Человечеством. Для этого вам нужна я.

– Теперь Человечество – это я. Только я. А вы должны мне помочь.

Плавтина засомневалась. Взгляды всех троих, устремленные на нее, давили, и она сжала пальцы на крошечном кинжале. Это придало ей храбрости.

– Нет. В определенной степени это неправда. Вы – не последний человек.

– Ах вот как, и где же остальные?

– Я не знаю. Но если бы мне пришлось строить гипотезу, я бы сказала, что вы поместили их в ад.

Береника секунду смотрела на нее своими мертвыми глазами, в которых не проявлялось ни единой эмоции, а потом залилась смехом.

* * *

Ветер спал, его сменила жужжащая от насекомых дневная жара. Эврибиад сделал шаг назад, потом еще один, возвращаясь к отряду, но не переставая пристально разглядывать лес. Листва на ветвях вокруг платформы снова зашелестела.

Теперь шорох шел отовсюду. Невозможно понять, сколько бойцов под непроглядным пологом леса. Поддаться искушению и пойти в атаку означало погибнуть. Эврибиад ощущал себя героем какой-то античной драмы, поставленной на подмостках, – героя, чье существование длится лишь то время, пока он остается на сцене.

Но зрителей тут не было. Те, кто устремлял на него взгляды, собравшись вокруг платформы, тоже играли в этой абсурдной драме, этой убийственной anankè. Уже начавший алеть солнечный глаз казался зажженным газовым шаром. Никакого космического порядка, никакого утешения. Нет даже кукольника, который вместо Эврибиада решит, какие именно тщетные поступки приведут к гибели его и его людей. Кибернет сильнее стиснул меч в мокрой лапе. Лапу начинало сводить. Слишком долго они ждали.

Он жестом велел первому ряду расступиться и впустить его и занял позицию, словно был простым пехотинцем. Он не знал другого способа отдалиться от страха. Повсюду вокруг под песьим запахом стаи угадывался другой, едкий дух нервной усталости. Эврибиад протянул лапу назад, и один из солдат передал ему свою фляжку. Кибернет сделал несколько больших глотков и плеснул водой в лицо. Меньше всего его сейчас заботило, что надо беречь воду.

– Не торопятся же они, – сказал Аристид у него за спиной.

– Можем еще подождать. Не каждый день воюем с белками.

Он говорил сильным голосом, со слегка нарочитой уверенностью. Эпибаты охотно включились в игру и дружно зашлись чем-то средним между смехом и лаем.

И, словно этот шум послужил сигналом, все вокруг задвигалось. Полог леса, казалось, затрясся сильнее. Людопсы подняли метательные копья над плечами, готовясь защищаться.

А потом сам лес двинулся им навстречу. Кроны деревьев превратились в бушующее море, которое желало поглотить каменную платформу, словно в насмешку воздвигнутую над вершиной леса. Вместе с разлитым в воздухе запахом смолы и раздавленных листьев до них донесся и другой аромат, так что носы стали взволнованно принюхиваться. В это не хотелось вонзить зубы, как в плоть, трепещущую от тока алой крови. Холод и кислота, вкус врага – Эврибиада на секунду затошнило. Вот они и познакомились.

Волна зашелестела, обрушившись на них со всех сторон, слишком быстро, чтобы их глаза успели различить хоть что-то, кроме непрерывно движущегося потока, который подошел к ним почти вплотную. Эврибиад нацелился копьем в этот яростный прилив. Вслед за ним еще двадцать копий повторили его движение – их траектория была почти горизонтальной, так близко были варвары. Острия на миг блеснули на солнце, а потом их поглотила волна.

Потом они сцепились. Эврибиад ничего не видел, не понимал. Так всегда проходил бой. Движущийся лес ударился о ряд щитов, поднятых первой шеренгой. Стоя плечом к плечу, солдаты с минуту держались, потом отступили, оскальзываясь под давлением. Следующие шеренги поспешили им на помощь, и смертоносные копья полетели в цель, вонзились в плоть врага или сломались, пытаясь ее достигнуть. Но и нападающие обнажили оружие. Из неразличимой массы выставились когти длиной в руку, сделанные из черного металла, и потянулись вперед, срывая гоплоны, словно они ничего не весили, разрывая плоть. Прямо перед Эврибиадом брызнула кровь, а синеву неба прочертила чья-то отсеченная лапа. Он потянул раненого эпибата назад, занял его место, едва не наступив на беднягу в общей путанице.