Ассасины - Томас Гиффорд

На узкой каменной приступке сидел и ждал меня человек. Сперва показалось, что он задремал.

Но, подойдя ближе, я увидел, что глаза его широко открыты. А потом заметил, что карие глазные яблоки закатились и окаймлены белками, изогнутыми в форме полумесяца. И тогда я понял, что произошло здесь, и так и замер на полпути, съежился в ожидании смертоносного удара. Прислушался, не раздадутся ли за спиной шаги, покосился через плечо — не маячит ли на светлом фоне у выхода знакомая по ночным кошмарам темная фигура с кинжалом в руке...

Но никого там не было. И вокруг тоже ни души. Никто за мной не пришел.

Я шагнул ближе, начал разглядывать старика в поношенной сутане. На горле блестела полоска крови, напоминала алую ленточку. Я дотронулся пальцем. Кровь была липкой, еще не свернулась. Брат Падрак...

Я привалился спиной к мокрой стене. Пытался побороть страх. Решил сконцентрироваться на боли в спине и ободранных коленях. Пытался сообразить, что делать дальше, но мысль буксовала. К черту отсюда, из этой пещеры! Но что ждет меня там, у входа?...

И вот я наконец взял себя в руки и вышел в серый туман. Стоял на площадке, моргая, глаза отвыкли от света, и пытался собраться с мыслями.

Где брат Лео?

Где конкордат?

Надо вернуться в монастырь... Никакого смысла оставаться здесь не было. Я, пошатываясь и спотыкаясь, вышел на полоску твердого песка и двинулся сквозь туман к горе, прекрасно понимая, что мне на нее не взобраться. Что ж, не получится — вернусь сюда, на пляж.

Внезапно из белой пелены материализовались два огромных валуна, охраняющих вход в бухту. И я увидел нечто стоящее в воде, между валунами и мной. Ветер разгонял клочья тумана, я подошел поближе к воде. Стал всматриваться. Пытался разглядеть мелькнувшую в волнах фигуру. Здесь явно что-то не так.

А потом сделал еще шаг и увидел.

Из воды торчал крест. Казалось, он делает мне какие-то знаки, манит меня к себе через дождь и туман, покачивается на волнах, отвешивает поклоны...

И все равно толком разглядеть его не удавалось. В воздухе продолжал клубиться туман, дождь хлестал прямо в лицо, ветер с моря усилился. Где-то вдалеке, через пелену дождя и тумана, просвечивал желтоватый диск солнца, кругом поднимались испарения.

И вот я увидел.

Футах в десяти от меня. Я стоял в холодной воде, ботинки промокли насквозь.

Из песка торчал грубо сколоченный крест, воткнутый вверх ногами. Его лизали волны прибоя.

Перевернутый крест. Древний символ предупреждения в христианском мире.

И на этом кресте был распят человек. Одна рука опустилась и безвольно болталась в такт волнам, тело уже успело распухнуть и приобрело синеватый оттенок. То был труп брата Лео.

* * *

Притворяться не имело смысла.

Я запаниковал. Я очень испугался. Я даже не пытался осмыслить ситуацию, не стал призывать на помощь здравый смысл и опыт. Я забыл о том, что в кармане у меня лежит пистолет, что я вышел на охоту, на тропу войны с этим дьяволом, этим сукиным сыном. Мне не хотелось идти в монастырь и сообщать о том, что натворил этот маньяк. И я не пошел. Я не сделал ничего того, чему на протяжении многих лет научила меня жизнь. Я просто бросился бежать.

До этого момента, с тех пор как я видел в часовне, у своих ног, тело сестры, я держался просто молодцом. Но при виде брата Лео, распятого на перевернутом кресте, мной овладел такой невыразимый ужас, что я бросился бежать сломя голову. Я мчался по пляжу, спотыкаясь, падая, вновь вскакивая на ноги, — не человек, а воплощенный в образе его слепой животный страх. Неким непостижимым образом мне удалось добраться до «улья», служившего ночлегом. Я похватал свои вещи, выбрался на дорогу, побросал все в машину, сел за руль. Сильно поцарапал бампер о каменную кладку, но выбраться из грязи и развернуться на узкой дороге все же удалось. Я ни о чем не думал. Я действовал слепо и чисто инстинктивно, с бешеной скоростью мчался по дороге, точно за мной гнались. Вот этого как раз исключать было нельзя. Он преследовал меня везде и всюду, куда бы я ни направлялся. Вспомнились все самые худшие страхи детства. Я снова был маленьким мальчиком, в ночной тьме мне мерещились разные чудовища, и мысленно я повторял строки, вычитанные в книжке, названия которой я теперь не помнил:

Тот, кто шагает одинок

Заброшенной дорогой,

Не смей бояться, тверже ставь

При каждом шаге ногу.

И головой не смей вертеть,

Пытаясь здесь и там

Увидеть, как коварный враг

Крадется по кустам.

* * *

Так я ехал на большой скорости часа два, не меньше, потом немного успокоился и, остановив машину у обочины, доел оставшиеся со вчера хлеб с сыром. Чем дальше я отдалялся от моря, тем теплей становилось, правда, мелкий дождь не унимался, продолжал моросить. Я не обращал внимания на окрестности, даже не разглядел толком деревню, где остановился выпить кофе. Потом заказал еще кофе, а к нему яйца, сосиски, тушеные помидоры и тосты. Мной овладел какой-то совершенно зверский голод, я ел и не мог насытиться, видно, процесс пережевывания пищи приносил успокоение. И вот наконец я, сонный и отяжелевший, вышел на улицу и присел на скамью на солнышке. И смотрел, как ребятишки гоняют мяч по ярко-зеленой лужайке в парке. Смотрел на мамаш с колясками, и постепенно сердце перестало биться как бешеное, и я вновь обрел способность мыслить и рассуждать.

То, несомненно, было делом рук Хорстмана. Сорок лет тому назад он привез в эти края конкордат, теперь же явился вновь и устроил кровавую баню. Явился из-за меня, в этом тоже нет никаких сомнений. Знал, что я приеду искать брата Лео. Должно быть, немало узнал от Робби Хейвуда, прежде чем убить беднягу. А потом стал выжидать, следил за мной, шел за мной по пятам... и убил Лео, который мог так много рассказать мне.

Но почему он не убил меня?

Итак, Хорстман следил, потом нанес удар и скрылся в тумане... Тут к моей ноге подкатился футбольный мяч. Я отбросил его назад девочке с двумя смешными косичками. Она поблагодарила меня, открыв в улыбке щербатый рот.

Конкордат у него. Так что я могу забыть о списке. Разве что... разве что можно найти конкордат у того человека, которому он его передаст.

Но зачем он тогда затаился в пещере, ждал чего-то и так меня и не убил? Почему не завершил начатое дело? Ведь на сей раз сделать это было так легко. Однако он оставил меня в живых... Может, потому, что успел завладеть конкордатом? Насколько важно это для него было? Добавились ли к списку имена наемных убийц Саймона? Или дело зашло еще дальше? Может, они до сих пор вносят в него все новые и новые имена?

Нет. Это просто безумие.

Может, я уже не представляю для него интереса? Теперь, после того как он убил двух стариков, у которых был ответ на загадку ассасинов, теперь, когда в руках у него оказался конкордат? И я стал неинтересен для него и ничуть не опасен. Как аппендицит, с которым можно благополучно прожить всю жизнь.