Дозоры. От Ночного до Шестого - Владимир Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня даже ужасаться сил не осталось. Я стояла, тупо слушая их разговор и пытаясь ощутить хоть что-нибудь на уровне Иного. Увидеть свою подлинную тень, вызвать сумрак, почувствовать эмоциональный фон…
Пусто.
А про меня словно уже и забыли…
Будь на моем месте Жанна или Ленка – я бы тоже себя так вела. Ну не вешаться же, в конце концов, из-за чужого ротозейства? Кто меня просил отдавать все, до донца? Так нет… захотелось геройствовать!
Это все из-за Семена и Тигренка. Когда я поняла, с кем мы столкнулись, – решила взять реванш. Доказать что-то… кому-то… зачем-то…
Ну и что теперь? Доказала.
И стала калекой. Куда большей, чем после схватки с Тигренком…
– Жанка, только быстро, – сказала Лемешева. – Алиса, ты с нами пойдешь?
Я повернулась к Анне Тихоновне – но сказать ничего не успела.
– Уже никто никуда не идет, – послышалось из-за спины. У Лемешевой округлились глаза, а я, узнав голос, вздрогнула.
У лифта стоял Завулон.
Сейчас он был в своем человеческом облике: худощавый, печальный, с немного отсутствующим взглядом. Многие из наших его только и знают – спокойного, неторопливого, даже скучноватого.
А я знаю и другого Завулона. Не сдержанного шефа Дневного Дозора, не могучего бойца, принимающего демонический облик, не Темного мага вне классификаций, а веселого и неистощимого в выдумках Иного. Просто Иного – без всяких следов разделяющей нас пропасти, будто и не было разницы в возрасте, опыте, силе.
Было так когда-то. Было…
– Все в мой кабинет, – велел Завулон. – Немедленно.
Он исчез – нырнул в сумрак, наверное. Но перед этим на миг остановил взгляд на мне. Его глаза ничего не выражали. Ни насмешки, ни сожаления, ни приязни.
Но все-таки он посмотрел на меня, и сердце екнуло. Последний год Завулон вообще словно бы не замечал неудачливую ведьму Алису Донникову.
– И покушали, и помылись, – хмуро сказала Лемешева. – Пошли, девчонки.
То, что я села в сторонке, получилось случайно.
Ноги сами понесли меня в кресло у камина – широкое кожаное кресло, где я так привыкла сворачиваться клубочком и полусидеть-полулежать, глядя на работающего Завулона, на бездымное пламя в очаге, на фотографии, которыми увешаны стены…
И когда я сообразила, что невольно отдалилась от всех, занявших подобающие места на диванах у стены, – было уже поздно что-либо менять. Только глупо бы выглядела.
Тогда я скинула босоножки, подобрала под себя ноги и уселась поудобнее.
Лемешева удивленно глянула на меня, прежде чем приступить к отчету, остальные даже взгляда себе не позволили – ели глазами шефа. Лизоблюды!
Завулон, откинувшийся в кресле за своим необъятным столом, тоже никак на меня не отреагировал. Внешне по крайней мере.
Ну и не надо…
Я слушала ровный голос Лемешевой – докладывала она хорошо, коротко и четко, ничего лишнего не сказано и ничего важного не упущено. И смотрела на фотографию, что висела над рабочим столом. Старая-престарая, ей сто сорок лет, она сделана еще коллоидальным способом – когда-то шеф мне подробно объяснял различия между «сухим» и «мокрым» методами. На фотографии – Завулон в старомодной одежде оксфордского студента на фоне башни колледжа Крайст-Чёрч. Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф как-то заметил, что очень трудно было уговорить «этого чопорного поэтического сухаря» потратить время не на маленькую девочку, а на собственного студента. Но фотография очень удачная, наверное, Кэрролл и впрямь был мастером. Завулон на ней серьезен, но в глазах живет тихая ирония, и еще он кажется гораздо моложе… хотя что для него полтораста лет…
– Донникова?
Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:
– Совершенно согласна. Если целью нашей миссии было непременное освобождение задержанной, то образование Круга Силы и угроза жертвоприношения являлись наилучшим решением.
Помолчав, я скептически добавила:
– Конечно, если эта дура стоила таких усилий.
– Алиса! – В голосе Лемешевой зазвенел металл. – Как ты смеешь обсуждать приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису, она переволновалась и несколько… несколько не в себе.
– Разумеется, – сказал Завулон. – Алиса фактически обеспечила успех операции. Пожертвовала всей своей силой. Неудивительно, что ей хочется задавать вопросы.
Я вскинула голову.
Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки или иронии.
– Но… – начала Лемешева.
– Кто-то только что говорил о субординации? – прервал ее Завулон. – Помолчите.
Лемешева осеклась.
Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо подошел ко мне – я не отрываясь смотрела на него, но вставать не стала.
– Та дура, – сказал Завулон, – не стоила таких усилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайне важна. И все ваши боевые раны вполне оправданны.
Мне словно шило в одно место вставили…
– Спасибо, Завулон, – ответила я. – Мне будет легче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.
– Какие годы, Алиса? – спросил Завулон.
Странное дело… мы целый год вообще не разговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас он заговорил – и в груди снова холодный колючий комок…
– Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень не скоро.
Завулон усмехнулся. И – вдруг – протянул руку! И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…
– Мало ли, что сказал лекарь… – миролюбиво произнес Завулон. – У лекаря свое мнение… а у меня свое.
Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за ней следом…
– Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова в значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? – спросил Завулон.
Ага… хотела бы я посмотреть на того, кто возразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:
– Мы все приложили значительные усилия…
– По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.
Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал, лишь облокотился о столешницу и замер, глядя на меня. Кажется, он внимательно меня прощупывал сквозь сумрак.
Но я не могла этого ощутить…
– Все согласны, что Дневной Дозор должен помочь Алисе? – осведомился Завулон.
В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то старая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда я была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.
– Если речь идет о помощи, – начала она, – то Карл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но это все равно что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я готова попробовать…