Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

В тот же день в общагу приперся участковый, чтобы, как он сказал, повторно опросить товарища Соловьева об обстоятельствах знакомства с Песочковым Сергеем Алексеевичем из Маринкиной общаги. Виталик поначалу не понял ни почему повторно, ни что за Песочков, – это, как ни странно, помогло настроиться на нужный лад, вежливый и холодный, как бы ничего не знаю и ничем помочь не могу, извините. Участковый понадоедал с полчасика и ушел. А Виталик отправился прятать пистолет за бачком унитаза. «Вальтер» выпал, расколов унитаз. Пришлось покупать новый за свои деньги, а ствол ховать за пределами общаги.

И это оказалось подвешиванием ружья на стеночку. Пусть не ружья, а пистолета и не на стеночку, а под кусок несостоявшейся стеночки.

Бетонная плита, забытая строителями, косо торчала из соседнего пустыря. Плита была облупленной, чумазенькой и такой неинтересной, что не подманивала даже окрестных пацанов, обожавших всякие штабики. Да и парни из общаг, пытавшиеся пить здесь пиво на солнышке, продержались недолго.

Виталик спозаранку вышел на пустырь, походил, руки в брюки, посвистывая и одобрительно оглядывая дома и краны, присел, поболтал ногами, вынул из-за ремня тряпичный сверток, дополнительно укутал его обрывком брезентовой стройотрядовской штормовки, забытым на плите пиволюбами, и сунул в глубокую сырую тень под плитой. Подопнул туда же пару разбитых кирпичей – и успокоился так, что забыл, начисто забыл про ствол и связанные с ним тревоги.

Не вспоминал долго. Развеселый Фирдавис переехал к подружке, так что Виталик несколько дней наслаждался отсутствием соседей: комната была на четверых, но четвертый так и не появился, а третий, коренастый удмурт Коля с кузнечного, постоянно торчал у своей бабы, тоже коренастой удмуртки с красивым суровым лицом, в соседней малосемейке. Виталик, кстати, и сам был бы рад торчать у своей бабы, но Маринка на такие планы смотрела без особого восторга, посмеиваясь, объясняла про статус советской училки – ну и вообще не факт, что считала себя бабой Виталика. Виталика это иногда веселило, иногда задевало. Переезд Фирдависа пришелся как раз на вторую стадию, так что Виталик наслаждался покоем одиночества, когда участковый нагрянул снова – на сей раз в сопровождении оперов.

Участковый снова завел шарманку про знакомство с Песочковым, а опера значительно оглядывали комнату, с явным трудом удерживая желание всласть пошарить в шкафу и под кроватями. Виталик, начав звереть, попросил объясниться. И похолодел. Один из ментов, немолодой и грузноватый, несмотря на лейтенантское всего лишь звание в сунутой Виталику под нос корочке, охотно пояснил, что мастер по обслуживанию тепловых сетей УРЭИК Песочков Сергей Алексеевич, едва успев выйти с больничного после разбойного нападения, был госпитализирован в городскую клиническую больницу со множественными ранениями, в том числе травматической ампутацией двух пальцев, переломами костей руки, а также размозжением и рваными ранами мягких тканей рук, груди и лица. Раны Песочков предположительно нанес себе сам, пытаясь выстрелить из неисправного огнестрельного оружия, которое взорвалось у него в руке. Инцидент произошел второго в Боровецком лесном массиве. Песочков, несмотря на шоковое состояние и большую кровопотерю, сумел самостоятельно выйти на дорогу к посту ГАИ и уже там потерял сознание.

Виталик обнаружил, что не стоит, а сидит на кровати, не отрывая глаз от лейтенанта и пытаясь не потерять ни слова из неторопливого рассказа, все труднее пробивавшегося сквозь удары сердца, повисшего будто между ушей. А лейтенант, еще внимательней рассматривавший Виталика, уже перешел к вопросам понятно каким – знаете ли вы что-либо об этом или любом ином оружии, которое было или могло быть у Песочкова.

Виталик решил не притворяться и не пытаться быть слишком полезным лейтенанту. Он просто спросил с недоуменным раздражением: «А при чем тут я?»

«А вот это мы и выясняем», – начал было участковый, и Виталик выругался почти что вслух, а лейтенант объяснил, что, согласно показаниям соседей, перед происшествием Песочков говорил, что «парашютист, похоже, решил рассчитаться с ним по долгам». О каком парашютисте и каких долгах шла речь, соседи не знают. А вы, Соловьев, как сержант воздушно-десантных войск, возможно, можете прояснить данный вопрос. И лучше бы поскорее. Потому что злополучный пистолет найден – то, что от него осталось, – он прошел экспертизу, в том числе дактилоскопическую, так что, может, и без Песочкова все узнаем.

И слава богу, пробормотал Виталий, типа не понимая, и тут же велел себе не переигрывать и по максимуму обходиться без реплик. Реплики всегда звучат фальшиво, или подозрительно, или глупо. А до молчания даже ментам труднее докапываться, что бы они там ни говорили в своих детективчиках про добровольное признание и бесперспективность игры в молчанку.

Виталик быстро пришел в себя после первого шока, вызванного новостью, и сообразил, что, с одной стороны, остается первейшим подозреваемым: живет по соседству, из контингента, только что вернулся с югов, где оружие гуляет куда свободней, чем в остальных областях Союза, особенно раскопанные трофеи военных лет, – в общем, всё против него. С другой стороны, всё-то всё, а всерьез Виталику предъявить нечего, абсолютно. С Песочковым они не знакомы, и никто иного не докажет, кроме Маринки, которая ни в жизнь ни слова по этому поводу не скажет. Она до сих пор трясется, чуть вспомнит или просто Кутуньо услышит, – но говорить отказывается. Отпечатков на пистолете и патронов нет точно, Виталик два раза обтер и ствол, и обойму, и каждый патрон в отдельности еще в Фанагорской, когда всерьез намеревался выбросить «вальтер» или подкинуть ментам. А после Фанагорской сверток и не разворачивал. Не было отпечатков и на ткани, прихваченной из уборщицкой.

Правда, в одном фильме про ведущих следствие знатоков преступника вычислили по запаху, который женщина Кибрит собрала в полиэтиленовый мешочек. Но Виталик сомневался и в том, что в таком мешочке будет какой-то запах, кроме полиэтиленового, и в том, что в нечистом промасленном свертке сохранилась хоть молекула от запахов Виталика, станичного дурачка или там фашиста, наполовину превратившегося, скорее всего, в кубанский чернозем.

Наконец, в августе и сентябре Виталику хватило ума не искать ответы на пару возникших в связи с «вальтером» технических вопросов. Была мысль отправиться в камазовскую библиотеку – но Виталик вовремя ее подавил. Справочников по немецкому оружию в библиотеке все равно быть не могло – как, наверное, и везде, кроме разве что спецхранилищ Тульского и Ижевского заводов. А засветился бы в библиотеке с таким запросом – и хана. Два и два сложит самый тупой мент.

Сейчас складывать нечего. Без отпечатков и иных улик менты могли предъявить Виталику лишь досужие домыслы, случайные совпадения и голую дедукцию, которую всерьез не стал бы рассматривать ни суд, ни начальство, ни вообще любой нормальный человек.

Поэтому Виталик без особого смятения ответил на хитренькие вопросики лейтенанта, а потом дважды отвечал на еще более хитрые вопросики, которые лейтенант Ильин и капитан Хамадишин задавали уже в УВД. Самые внезапные и провокационные заходы ментов были ожидаемыми и неопасными, так что Виталик опрокидывал их без особых усилий, упирая на то, что он, вообще-то, честный работяга, комсомольский активист и немножко любимый вожатый местной веселой детворы. В эту тему лейтенант с капитаном и сами не лезли – помнили, что рыльце в пушку.