Врачи двора его Императорского величества, или Как лечили царскую семью - Игорь Зимин

При этом императрица была беременна.

Профессор Военно-медицинской академии Л. В. Попов

В результате ближайшее окружение царя оказалось расколото. Часть поддерживала право на наследование престола великого князя Михаила Александровича, другая часть, в случае смерти Николая II, желала подождать рождения ребенка, которого вынашивала императрица.[1007] На фоне всей этой суеты в «Правительственном вестнике» печатались бюллетени совершенно парадоксального характера. При высокой температуре (38–39°), которая держалась с 25 октября до 12 ноября, констатировалось, что «голова не болит и совершенно свежа»; «самочувствие очень хорошее»; «течение болезни правильное»; «осложнений никаких не замечается».[1008]

Естественно, реальная картина представала совершенно иной. Об этих тревожных для царской семьи днях подробно писала в дневнике сестра царя, великая княгиня Ксения Александровна. Поначалу она отнеслась к заболеванию брата, как к легкому недомоганию. 26 октября она писала, что была крайне удивлена, узнав, что «Ники в постели! Он простужен… Аликс в халате лежит на кровати, и ей все время тошно… Ники жалуется на боль в бедрах, и, кроме того, у него болит голова… Очень смешно видеть обоих в постели».[1009]

Через несколько дней тон записей меняется. 29 октября: «У него ужасно болел затылок, и он не знал, куда повернуть голову. Вся боль из спины и ног переселилась наверх, и он ужасно страдает. Бедная Аликс возле него, забывая о своем нездоровье, и больше двигается. Гирш утверждает, что это не тиф. Гирш просил Ники пригласить кого-нибудь для успокоения умов и решили позвать Тихонова». 31 октября: «По дороге встретили Тихонова, который объявил нам, что вдруг появились разные симптомы тифа и что они почти уверены, что это тиф. В Ливадии сейчас же попросили Гирша. Он поражен, что вдруг из инфлюэнцы сделался тиф! С ведома Аликс выписали профессора Попова… Позже пришел Фредерикс, который рвал на себе волосы – говорит, что он в ужасном положении: все требуют сведений, а ему не позволяют никому ничего сообщать. Он просил нас уговорить Аликс разрешить печатать бюллетени, что нам и удалось сделать. Она согласилась. Хуже нет скрывать». 13 ноября: «Тихонов говорил с Сандро из Ливадии. Они боятся кровоизлияния, сохрани нас Боже! Это ужасно, помоги, Господи, нашему Ники!».[1010]

Предпринимая мероприятия медицинского характера, больного царя, как следует из документов, поначалу лечили хинином, подозревая крымскую лихорадку. 31 октября 1900 г. было проведено химическое исследование «для точного определения характера болезни, в этот же день им была принята первая ванна, впоследствии они делались ежедневно».[1011] Как следует из бюллетеней, перелом в ходе болезни произошел 13 ноября (отмечена самая высокая температура – 39,7° при пульсе 88).

21 ноября Николая II впервые посадили в кресло, 30 ноября он впервые вышел на балкон. «Сегодня пятая неделя моей болезни прошла. По случаю хорошей погоды в первый раз на балконе на полчаса, наслаждался воздухом. Самочувствие отличное»,[1012] – писал он матери. С 28 ноября бюллетени вследствие нормализации состояния здоровья печатать прекратили. Однако императрице Марии Федоровне информацию о состоянии сына ежедневно присылали, сначала в Данию, а затем в Гатчину, до 6 декабря 1900 г. Сам Николай, немного окрепнув, также посылал телеграммы матери, и, наряду с успокоительными словами о своем здоровье: «Последние три дня я себя чувствую значительно бодрее и крепче, много сижу в кресле, хожу через три комнаты», он писал и о своей жене: «…она была моим ангелом-хранителем и смотрела за мной лучше, чем всякая сестра милосердия».[1013]

30 ноября он сообщал матери: «Сегодня пятая неделя моей болезни прошла. По случаю хорошей погоды в первый раз на балконе на полчаса, наслаждался воздухом. Самочувствие отличное».[1014] А в дневнике после месячного перерыва император записал: «Сегодня чувствую себя бодрым и значительно окрепшим, в первый раз оделся и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Погода была солнечная, теплая и тихая. С какою радостью вошел я снова в свою комнатку! В течение пяти недель я не выходил из комнат Аликс! Сначала наблюдали за моей болезнью Г. И. Гирш и врач Петюши – Тихонов, кот. смотрел за Аликс во время кори в Питере. Слава Богу, я перенес тиф хорошо и все время ничем не страдал. Аппетит был сильный, и теперь мой вес прибавляется заметно с каждым днем. Силы поддерживались хорошо; не было дня, чтобы я не вставал и не делал по нескольку шагов. Поэтому теперь, когда я окончательно встал, ходьба меня нисколько не утомляет! Моя душка Аликс нянчила меня и ходила за мною, как самая лучшая сестра милосердия. Я не могу выразить, чем она была для меня во время болезни. Господь да благословит ее!».[1015]

Эта болезнь Николая II ухудшила и так непростые отношения двух императриц. Дело в том, что Александра Федоровна фактически запретила Марии Федоровне приехать в Ливадию к тяжело больному сыну. По свидетельству А. В. Богданович, молодая императрица «сейчас же написала царице-матери, что просит ее не приезжать к больному, что она никому не уступит место у его постели, одна будет за ним ухаживать».[1016] Так что Николаю, едва выбравшемуся из тяжелой болезни, приходилось еще и мирить самых близких ему людей.

Схема Царской тропы

Когда Николай Александрович поднялся с постели, доктора рекомендовали ему прогуливаться по «горизонтальным дорожкам», однако в горах Крыма это было весьма затруднительно. Поэтому для царя начали срочно «пробивать»[1017] в горах горизонтальную тропу, которую впоследствии довели до имения Ай-Тодор.[1018] Позже эту тропу назвали «Царской», а в советское время она была переименована и по сей день известна как «Солнечная тропа» (6,7 км). 3 декабря 1900 г. Николай II записал: «После завтрака отправились вдвоем гулять; по горизонтальной дорожке дошли, не торопясь, до Ориандской церкви».