Тело помнит все - Бессел ван дер Колк

Наше чувство принадлежности, ощущение контроля над собой определяются нашими отношениями со своим телом и его ритмами: наши циклы сна и бодрствования, то, чем мы питаемся, сидим и ходим, определяют контуры нашей жизни. Чтобы обрести голос, мы должны находиться в собственном теле – быть в состоянии дышать полной грудью и устанавливать связь с собственными внутренними ощущениями. Это противоположность диссоциации, когда человек «покидает свое тело», исчезает. Кроме того, это является противоположностью депрессии, когда валяешься перед телевизором, который предоставляет пассивное развлечение. Актерская игра – это возможность использовать свое тело, чтобы найти и занять свое место в жизни.

Преображение Ника было не первым случаем, когда я лично наблюдал целебную силу театра. В 1988 году я все еще наблюдал троих ветеранов с ПТСР, которых повстречал в больнице для ветеранов, и когда они продемонстрировали внезапный прилив жизненных сил и оптимизма, а их семейные отношения стали налаживаться, я счел это своей заслугой. Только потом я узнал, что все трое участвовали в одной театральной постановке.

Желая привлечь внимание к бедам бездомных ветеранов, они уговорили драматурга Дэвида Алана Мэмета, жившего неподалеку, встречаться с ними раз в неделю для написания сценария на основе их опыта. Мэмет затем пригласил Аль Пачино, Дональда Сазерленда и Майкла Джей Фокса приехать в Бостон на вечер под названием «Зарисовки о войне», целью которого был сбор средств на преобразование клиники для ветеранов, в которой я познакомился со своими пациентами, в приют для бездомных ветеранов (1).

С незапамятных времен люди использовали коллективные церемонии, чтобы справиться со своими самыми пугающими и сильными чувствами. Древнегреческий театр – древнейший, про который нам известно из письменных источников, – судя по всему, образовался из религиозных ритуалов, которые включали танцы, пение и постановки мифов. К пятому веку до нашей эры театр играл центральную роль в общественной жизни – зрители сидели полукругом вокруг сцены, чтобы это позволяло им наблюдать за эмоциями и реакциями друг друга.

Греческая драматургия запросто могла служить для ритуального восстановления целостности психики у ветеранов войн того времени. К моменту написания Эсхилом его трилогии «Орестея» он успел побывать на войне шесть раз; цепочка трагедий начинается с убийства вернувшегося с войны царя Агамемнона его женой Клитемнестрой за то, что тот пожертвовал их дочерью, прежде чем отправиться на Троянскую войну. Служба в армии была обязательной для всех взрослых граждан Афин, так что аудитория явно состояла из ветеранов войн и проходящих службу солдат в увольнении. Роли, должно быть, тоже исполняли жившие в городе солдаты.

Софокл был генералом в Афинских войнах против Персии, и его пьеса «Аякс», заканчивающаяся самоубийством одного из величайших героев Троянской войны, травматический стресс описывается, словно по учебнику. В 2008 году писатель и режиссер Брайан Доеррис организовал чтение по ролям со сцены «Аякса» для пятисот морских пехотинцев в Сан-Диего, и он был потрясен тем, как она была ими принята. (Подобно многим из нас, кто работает в области психологической травмы, у Доерриса были и свои личные мотивы; в колледже он изучал классиков и обратился к древнегреческим текстам за утешением, когда из-за кистозного фиброза скончалась его девушка.) Это мероприятие положило начало его проекту «Театр войны» (в данном случае все-таки лучше так, чем «театр военных действий». – Прим. пер.), и благодаря финансированию Министерства обороны США эта пьеса возрастом более двух с половиной тысяч лет с тех пор ставилась более двухсот раз в стране и за рубежом, чтобы подчеркнуть тяжелую участь ветеранов боевых действий и способствовать диалогу и понимаю среди их родных и друзей (2).

После постановок в рамках программы «Театра войны» в зале проходило всеобщее обсуждение. Я присутствовал на чтении «Аякса» в Кембридже, штат Массачусетс, вскоре после того, как в новостных СМИ была опубликована статистика об увеличении случаев самоубийств среди ветеранов боевых действий на 27 процентов за последние три года. Порядка сорока людей – ветераны Вьетнамской войны, жены военных, недавно уволившиеся в запас мужчины и женщины, служившие в Ираке и Афганистане, – выстроились вперед микрофоном. Многие из них цитировали строчки из пьесы, рассказывая про свои бессонные ночи, наркотическую зависимость и чувство отчужденности от родных. В воздухе витало волнение, и по окончании мероприятия зрители собрались в вестибюле – одни со слезами на глазах обнимались, другие были погружены в разговоры.

Как позже сказал Доеррис: «Всем, кому довелось столкнуться с ужасной болью, страданиями или смертью, не составляло труда понять греческую драматургию. Она вся посвящена историям ветеранов» (3).

Коллективные движения и музыка придают нашей жизни более широкий смысл, выходящий за рамки нашей личной судьбы. Религиозные ритуалы повсеместно включают ритмические движения – молитвы у Стены Плача в Иерусалиме, песнопения во время католической мессы, медитация в движении на буддистских церемониях, ритмичные молитвенные ритуалы, пять раз в день проводимые мусульманами, и так далее.

Музыка служила опорой для движения за гражданские права в США. Все жившие в те годы никогда не забудут ряды марширующих, сцепивших руки людей, которые распевали песню «Мы победим»[65], уверенно направляясь на собравшихся их остановить полицейских. Музыка объединяет людей, которые, может, по отдельности и напуганы, однако вместе становятся громогласными защитниками своих и чужих прав. Слова, танцы, марш – все это типичные для человека способы придать надежду и храбрость.

Я наблюдал силу коллективных ритмов в действии на публичных слушаниях, проводимых архиепископом Дезмондом Туту для Комиссии по установлению истины и примирения в Южной Африке в 1996 году. Все сопровождалось коллективными песнями и танцами.

Это позволяло участникам «раскачиваться», периодически погружаясь в свой ужас, и в итоге подобрать слова, чтобы описать случившееся с ними. То, что удалось предотвратить кровавую месть, которая столь часто происходит, когда жертву, наконец, отпускают, я считаю целиком и полностью заслугой Туту и других членов комиссии.

Несколько лет назад я открыл для себя книгу «Keeping Together in Time»[66] (4), написанную величайшим историком Уильямом Макниллом ближе к закату своей карьеры. Эта небольшая книга посвящена рассмотрению исторической роли танца и военной подготовки в создании того, что Макнилл называл «мышечной связью». Она открывает новый взгляд на важную роль театра, коллективных танцев и движений. Кроме того, в ней я нашел ответ на один вопрос, который долгие годы не давал мне покоя. Будучи родом из Нидерландов, я всегда недоумевал, как простым голландским крестьянам и рыбакам удалось добиться независимости от могучей Испанской империи. Восьмидесятилетняя война, растянувшаяся с конца шестнадцатого по середину семнадцатого века, началась с серии партизанских действий, и, казалось, такой ей и было суждено оставаться, так как плохо дисциплинированные солдаты с ничтожно малым жалованьем постоянно дезертировали под градом мушкетного огня.