Шут и слово короля - Наталья Сапункова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не понимаешь. Мне это все равно — теперь. А вот раньше…
— А это уже неважно. «Раньше» закончилось, есть только «теперь», — он прижал её к сее, поцеловал.
— Тут и твое тоже, — Аллиель показала на сундук.
Эдин заглянул. Угол сундука занимали его вещи из цирка. Поверх свертков с одеждой, прикрытая платком, лежала костяная фигурка королевы Элвисы.
Она ведь тоже — на счастье.
Он взял фигурку в руки. Поставить где-нибудь на видном месте?
На миг ему показалась, что Элвиса перестала быть безмятежной, она взирала с интересом, и как-то … придирчиво? Эдин завернул фигурку в платок и убрал на место.
Нет уж. Они с Аллиель должны быть здесь вдвоем.
Он больше не чувствовал себя уставшим, она, похоже — тоже…
— Ты останешься здесь… на ночь? — голос деланно безмятежный, взгляд в угол.
Он напомнил ей очевидное:
— Милая. У меня тут нет другой постели. У тебя тоже. Мы ведь женаты, помнишь?
— Да, — она улыбнулась. — Говорят, что… В общем, они ждут, что мы… И отец тоже… Значит?
Он снова обнял ее.
— Милая. В своей постели мы ничьих распоряжений выполнять не станем. Как захотим, так и будет. Да?
Другое дело, что он сам не согласен был откладывать долго. А ей определенно нравилось в его объятиях.
— Я так и не понял тогда, что именно позволено брату, а теперь надо выяснять насчет мужа…
Она хотела отстраниться, он не пустил, обнял крепче, шепнул:
— Я люблю тебя, Аллиель.
Ему все меньше хотелось развлекать ее болтовней. Говоря по правде, уже совсем не хотелось. И страшно было что-то испортить, ведь первый раз — единственный.
— Всю ночь тебя обнимать можно только мужу, да? А поцеловать… вот так? А так?
Она уже не отстранялась, сама обняла его, погладила по волосам.
— А так? М-м?.. — продолжал он дразнить её.
В конце концов он подхватил ее на руки и отнес на кровать.
Кровать мерно покачивалась, «Виолика» на всех парусах неслась сквозь ночь, а до утра…
До утра было еще далеко.
Утром Эдина разбудил грохот на палубе. Аллиель еще спала, плотно завернувшись в одеяло. Засыпала она в его объятиях, это он точно помнил.
Шумели на палубе, шумели за хлипкой дверью каюты. Кто-то громко прокричал петухом — ибо не петух же там, в самом деле.
Он встал, натянул штаны, потом осторожно приподнял жену и выдернул из-под нее простыню. Глянул мельком — есть там что-нибудь, чтобы порадовать почтенную публику? Скомкал, и, приоткрыв дверь, выбросил простыню в щель. Снаружи тут же загоготали, зашумели, принялись выкрикивать здравицы, и протопали, кажется, десятки тяжелых сапог.
Конечно, Аллиель проснулась. Села на кровати, огляделась по-детски недоуменно.
— Что, уже поздно?
— Кажется, да. Доброе утро, моя леди.
— Доброе утро, мой лорд, — она сладко потянулась, — нужно вставать, да?
— Придется, — он подошел, поймал ее в объятия, теплую со сна, растрепанную, уже по-другому красивую, нашел ее губы своими и впился в них с нежной страстью.
Ее губы тут же ответили. Эта долгая ночь научила их поцелуям.
— Что, милая, ночь твоих страданий минула благополучно? — может, зря он взялся этим шутить.
— Не смей надо мной смеяться!
— Нет-нет, что ты. Конечно, нет.
— Если бы я знала, что это все так приятно…
— Только не говори, что тогда ты давно бы выскочила замуж!
— Конечно, нет! Что-то ты ко мне не спешил!
— Вставай, — он нехотя отпустил ее, поцеловав напоследок, — сейчас спрошу воды умыться. Или позвать тебе служанку? — он поискал взглядом свою одежду.
Кое-что нашел.
— Хочешь, я сам помогу тебе влезть в твое невероятное платье? Правда, причесать не смогу. А обязательно сложно причесываться, может, просто заплетешь косу?
— Запросто. Так даже лучше. Не надо служанку.
Когда они поднялись на палубу, их встретил приветственный рев из десятков глоток. Матросы выстроились, боцман как раз выбивал затычку из бочки с вином, а длинный стол для торжественного завтрака уже приготовили. Первым к ним подскочил Рай, обнял Эдина и поцеловал кузину:
— Поздравляю!
Следом подошли капитан и офицеры.
Рай тронул Эдина за локоть и показал пальцем куда-то вверх, тот посмотрел и закашлялся. Аллиель тихо ахнула.
Их брачная простыня развевалась на мачте прямо под гринзальским флагом.
— Все в порядке, милорд, — со смешком заявил Эдину капитан. — Я уверяю, все в порядке. Зато всем хорошо видно.
Потом Аллиель спросила его:
— А куда мы плывем?
Запоздалое любопытство.
— В Сарталь, — ответил Эдин. — Граф почему-то так решил. Думаю, будем там дня через три. После отправимся в Тасан. Это довольно близко.
— В Сарталь? — удивилась Аллиель. — Ну, раз отец так хочет. А я помню маркграфиню, она была такая веселая! И мы встретимся с твоей сестрой, да?
Эдин тоже помнил маркграфиню, и совсем не жаждал вновь видеть эту достойную леди. Вот Милда с Якобом — другое дело.
— Надеюсь, Граф нам напишет, — добавил Эдин.
Указаний он не ждал и не хотел, но не прочь был бы узнать, как там все вышло, в Лире. Как раз сейчас уже выяснилось, что король-шут и его жена пропали. А это скандал, между прочим, и Графу может быть очень непросто.
А так, решено ведь — они едут в Тасан, Эдин начнет службу, надо устроиться, может, уже в том, выбранном доме. Впереди было только желанное и понятное.
Скорей бы.
Эти несколько дней на спешащей по морю «Виолике» были днями перелома и узнавания, и в то же время они получились спокойными и счастливыми, даже слишком. Тучка набежала, правда, когда Аллиель вернулась к своим непоняткам насчет излишне роскошного гардероба. Они стояли на баке и смотрели на море. Вот тогда она и спросила.
— А откуда у отца корабль и деньги? Ты знаешь? Я ведь думала, что он очень беден, и живет тем, что ему дают родственники, лорд Верк, например. Или так и есть?..
Эдин честно рассказал ей все, что знал, поскольку скрывать что-либо не видел больше ни малейшего смысла. Она не сразу поверила:
— Мой отец торговец? Ты шутишь! Он кандрийский граф и всегда гордился этим! Я не должна тебя слушать, а если это правда — не должна прикасаться к этим деньгам!
А подбородок гордо вскинула. Дочь графа, праправнучка королей, не больше и не меньше.