Странник - Александра Бракен

– Прив! – выдавила она.

– Прив! – он, казалось, тоже слегка запыхался. – Это было… поразительно. Ты поразительна.

Она подошла еще на шаг ближе. И еще. И еще. Медленно, пока он, не в силах больше терпеть, не перехватил ее на середине пути. Этта чувствовала себя непереносимо открытой, словно в ее груди зияла огромная дыра, выставляя раздувшееся от волнения сердце на всеобщее обозрение.

– И ты… здесь.

Улыбка, расползшаяся по его лицу, тотчас же отразилась и на ее губах.

– Ага.

– И… мои родители?

Как?

Николас тихо рассмеялся.

– Мы думали попасть сюда раньше, поприветствовать тебя перед концертом, но заспорили, как лучше добираться, а потом практически все места разобрали.

У Этты почти что кружилась голова – увидеть его после стольких месяцев!

– Но я не понимаю: ведь проходы закрылись…

Он вынул левую руку из-за спины и протянул ей ладонь. Она увидела шрам от ожога – целую сеть шрамов, пересекавшихся и сплетавшихся друг с другом, образуя узор, напоминавший…

– Астролябия! – выдохнула она, хватая его руку, чтобы рассмотреть получше. Он же держал прибор, пока его ломал.

– Пришлось немного повозиться, пиратка, – тихо сказал он, подходя настолько близко, что она видела, как бьется пульс на шее, – чтобы найти твоего отца в Москве, маму – в Вероне, да еще дождаться, пока она достаточно окрепнет для путешествия. Ли Минь удалось что-то сделать, чтобы она не задохнулась, незадолго до того, как нас всех раскидало по разным годам. Не буду даже притворяться, что что-то в этом понимаю, но, хотя и ценой потери голоса, она жива и здорова. Потом осталась сущая безделица: найти что-нибудь из твоего времени, чтобы создать проход сюда. Целое отдельное путешествие.

Теперь Этта стояла так близко, что ей пришлось откинуть голову назад, чтобы заглянуть за линию его подбородка в прекрасные темные глаза.

– И что же ты нашел?

Он порылся в кармане и извлек дешевую пластиковую цепочку для ключей с логотипом «Я © Нью-Йорк», покачав ею перед ее носом. Этта со смехом выхватила безделушку.

– Ладно, хочу от начала до конца.

Николас улыбнулся так непосредственно, так легко, что она чуть не заплакала.

– Нашлась в обширнейшей коллекции Белладонны. Пыталась выторговать за нее огромный куш – или очередное услужение. Разразившаяся дуэль твоих родителей за право выполнить ту услугу чуть не разнесла ей всю лавку, в итоге она просто швырнула ею в меня и выставила нас взашей.

– Шутишь.

– София назвала это самой захватывающей демонстрацией глупости, какую ей доводилось видеть. Кстати, она передает привет.

– Так ты нашел и Софию? – поразилась Этта. – А Ли Минь?

– Мы разделились только для того, чтобы она могла разыскать ее сама, – рука Николаса на мгновение зависла над ее лицом, вылепляя его черты из воздуха. Кадык дернулся – он тяжело сглотнул, кончиками пальцев отводя от ее лица непослушные волосы.

Этте хотелось навсегда запомнить выражение его лица, когда она целовала его улыбающийся рот, его подбородок, щеки – все, до чего могла дотянуться, пока не почувствовала, что скоро рассеется в ослепительной вспышке света.

– Была моя очередь, – наконец произнесла она, – искать тебя.

– Считаю наш счет в высшей степени равным, – тихо рассмеялся он. – Но я подумал: может быть, ты захочешь составить мне компанию, разыскивая остальных, которым, возможно, нужно, чтобы их нашли?

Этта отступила на полшага, чувствуя, как надежда дрожит вокруг нее, словно вибрирующая нота.

– Ты открываешь проходы! – выдохнула она.

Он кивнул:

– По крайней мере, пытаюсь заполнить разрывы между тем, что было, что есть и что должно быть. Думаю, надо попробовать снова. С семьями. Полагаю, мы должны попытаться посвятить этому жизнь, и, если есть путь лучше, вероятно, мне следует просить вас помочь мне, мисс Спенсер.

Она снова погладила его обожженную кожу, позволив пальцам соскользнуть и переплестись с его пальцами. В венок радости вплелся чертополох сомнения. Николас наклонил голову, встречаясь с Эттой взглядом, и она увидела в его глазах вопрос.

– Мисс Спенсер, – тихо проговорила она. – Значит, вот кто я?

В последний год она пыталась сложить свою жизнь воедино, но обнаружила только, что многих ее кусков больше не существует, а те, что остались, казалось, готовы задушить ее, стоит лишь к ним прикоснуться.

– Ты можешь быть Хемлок, как я могу быть Айронвудом; либо ты можешь подписываться фамилией Линден, как я – фамилией Холл. А может быть, ты – мисс Спенсер, и всегда будешь ею, – сказал он, поглаживая ее щеку большим пальцем. – А возможно, однажды ты решить стать миссис Картер. А можем остаться только ты и я, и к черту все эти фамилии – они все равно никогда никак не влияли на то, кто мы и кем хотим быть.

С этими словами напряжение покинуло ее, и комок недоумения, образовавшийся в сердце, окончательно растворился.

– Тогда да, вероятно, мне следует ответить вам согласием, – в тон ему ответила Этта. – Но сперва… есть кое-кто, кого нам нужно увидеть.

Он кивнул, заинтригованный.

– Выбирай любой год – и он наш!

К тому времени, как двери зала распахнулись, их уже и след простыл.

В саду, за кустом маминых роз, прятался человек. Она заметила его лишь потому, что закатное солнце выхватило золото на его длинном плаще, вспыхнувшем сквозь листву ярким пламенем. А еще потому, что она и сама пряталась в саду; только была умнее и выбрала в качестве укрытия место под живой изгородью.

Путешественники всегда прибывали к ним без предупреждения и никогда не одевались как положено. Последнее время – все реже, а вскоре и вовсе перестанут: Дедушка собирается проследить за этим.

«Вы в двадцатом веке», – хотелось ей прошептать ему. Но, когда он повернулся, она не узнала лица незнакомца – ни по памяти, ни по альбомам фотографий, которые ее родители напичкали Айронвудами, Жакарандами и Хемлоками, заставляя ее заучивать всех.

Прячутся только тогда, когда боятся, что их найдут. А боятся, что найдут, только тогда, когда являются с дурными намерениями.

Роуз поглубже зарылась в изгородь, но человек услышал слабый шорох листьев. Он медленно повернул голову в ее сторону, открывая себя за цветами. Мама так часто называла ее смелой, но сейчас Роуз обнаружила, что не может пошевелиться, когда ей в лицо смотрят эти глаза, поблескивая, словно золотые монеты.

Смотреть куда-то еще было просто больно. Она могла видеть его лишь частями: длинный тонкий нос, кожу на лбу, натянутую и жесткую, как будто змеиную. Не красавец и не урод. Что-то совершенно другое.