Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Все это осложняло позиции русских на Дальнем Востоке в целом и в Маньчжурии в частности. Но были и другие факторы. В конце июля 1905 г. фельдмаршал Ямагата посетил Маньчжурию для согласования позиций с Ойямой и Кодамой. Он возвратился в Токио обеспокоенным состоянием японских войск. Во главе полков теперь, после многих месяцев войны стояли пожилые офицеры резерва (первоначальные командиры были убиты). Фельдмаршал оценил опасную для Японии мощь неустанного военного строительство российской стороны. Он слышал выражения оптимизма, исходящие из штаб-квартиры генерала Линевича. Теперь у него были полмиллиона солдат, более опытных и более обученных, чем прежде. А японская армия не росла, и рассчитывать на резервы ей не приходилось.

Поражение в войне с Японией похоронило идеи русского господства в Азии. Но, если будущее России не в Азии, то оно должно находиться в Европе. Политический кризис 1905 г. вызвал необходимость в переосмыслении связей с Западом. По оценке С. Булгакова, в будущем, “в борьбе за российскую культуру мы должны сражаться также за более глубокое, исторически осознанное западничество”. И Россия не должна замыкаться на один из европейских центров. “Из огромного переплетения ветвей западной цивилизации, — утверждал философ, — мы выбрали лишь одну ветвь, не зная и не желая знать о других ветвях, будучи полностью уверенными в том, что мы имеем дело с наиболее аутентичным проявлением западной цивилизации. Но европейская цивилизация имеет не только множество плодов и много ветвей, но и корни, которые питают дерево”.

Россия после 1905 г., после революционных потрясений (в ходе которых все политические программы и лозунги были сугубо почерпнутыми из западных источников) как бы снова поворачивается на Запад, будучи готовой к сближению не только с романскими, но и с германскими народами. Ориентация на одну Францию не принесла Петербургу ожидаемых геополитических результатов.

Столь быстрое поражение России не входило в планы императора Вильгельма Второго. Стимулирование интересов Росси на Тихом океане не дало долгосрочных результатов. Теперь Россия могла «отвернуться» от Тихого океана и снова сделать Европу центром своих интересов. А здесь ее союзница Франция была уже как бы и не одна: французская дипломатия сблизилась с британской и наметились контуры Антант кордиаль — Сердечного согласия. Союз же «троих» — Франции, России и Британии создавал устрашающий «штальринг» — стальное кольцо стратегического окружения. Поворот в российской политике вовсе не вызвал восторга в Берлине, где хотели видеть Россию занятой если не на Дальнем Востоке, то в приятной для немцев близости к англичанам — в Средней Азии. Один из германских стратегов пишет в это время, что завершение строительства немцами Багдадской железной дороги предполагает изоляцию России от Ближнего Востока и сосредоточение ее на Средней Азии — «ее подлинной сфере влияния». Как явствует из мемуаров Вильгельма Второго, ни Германия, ни Запад не знали, каким будет курс России после поражения от Японии.

Кайзер метался, и не всегда удачно. 31 марта 1905 г. его силы высадились в Тпнжере для того, чтобы предотвратить превращение Марокко во французский протекторат. В тени этого — всеевропейского кризиса германский император вознамерился решить свои проблемы за счет резкого сближения с униженной Россией. Россия испытывала необходимость заручиться более тесными связями с европейскими силами. Только это могло страховать ее от провалов, подобных дальневосточному.

Приплывший на яхте в финские шхеры (в Бьерк) в 1905 г., когда Россия переживала горечь поражений в Манчжурии, кайзер Вильгельм Второй составил проект договора между Германией и Россией, к которому в будущем должна была присоединиться Франция. Именно в тот исторический момент, когда Россия переживала горечь поражений в Маньчжурии, Германия постаралась разомкнуть дипломатический «штальринг» — кольцо враждебного окружения. Русский и германский императоры пришли к соглашению о союзе.

Через 12 лет, в августе 1917 г., Временное правительство опубликовало текст этого договора русского и германского императоров. Согласно самой важной, первой статье, в случае, «если любое европейское государство нападет на одну из двух империй, союзные стороны окажут друг другу помощь всеми силами, наземными и морскими». Россия заключала этот договор с условием если и не полнокровного участия в нем Франции, то требуя ее полного уведомления о договоренности Петербурга и Берлина. Русский посол в Париже Нелидов изложил содержание договора в Бьерке французскому правительству.

Понятен произведенный этим сообщением шок. После некоторой паузы в начале октября 1905 г. премьер-министр Франции Рувье ответил Нелидову достаточно прямо: наш народ не согласится на установление тесных взаимоотношений с Германией. Французское правительство ни при каких обстоятельствах не согласится с позорным для него Франкфуртским договором, отнявшим у Франции Эльзас и Лотарингию. К тому же Париж только что заключило договор о сердечном согласии («Антант кордиаль») с Британией. Реванш за поражение в 1870 г. в условиях союза Парижа не только с Петербургом, но и с Лондоном, обещал более чем когда-либо внушительное противостояние с имперским Берлином. Успех смотрелся более реальным, чем когда-либо. Вследствие этого Франция исключила для себя возможность тройственного союза Париж — Берлин — Петербург.

Одновременно Витте и Ламздрф объяснили государю, что подписанный без согласования с ними договор направлен своим острием против Англии, у которой уже сформировались особые отношения с главной союзницей России — Францией. Это обстоятельство — несогласие Франции, великой континентальной страны и главного союзника России войти в триумвират с Германией обязало и вынудило Николая II сообщить императору Вильгельму о невозможности реализации Бьеркского соглашения. Испарился (достаточно призрачный) шанс оздоровить обстановку в Европе и продолжать российское развитие на основе как французских инвестиций, так и германской технологии.

После неудачной попытки разбить ось Париж-Петербург и создать союз в Бьерке кайзер сделал вывод: ”Русские одновременно и азиаты и славяне; как первые, они склоняются, в конечном счете, к союзу с Японией, несмотря на недавнее поражение; как вторые, они постараются связать свою судьбу с теми, кто сильнее”[20]. Но в Берлине не было единодушия. Скажем, по мнению А. Тирпица, создателя германского флота, ухудшение отношений “с Россией была кардинальной ошибкой германской политики… Симпатии наших интеллектуалов по отношению к западной цивилизации стали причиной наших бед… Эта утилитарно-капиталистическая цивилизация масс менее соответствует германскому характеру, чем даже извращенный идеализм русских на Востоке… Может ли история быть более самоослепляющей, чем в случае взаимоуничтожения немцев и русских к вящей славе англосаксов?”[21].

Благом для Японии было то, что ее вожди были реалистами. Да, Мукден и Цусима венчают японские победы, но, если не покидать поля реальности, следовало учитывать ряд жестких фактов. Японские армии могут разбить превосходящего их количественно врага, но они не могут завоевать России. Они не могут даже излишне глубоко вторгнуться в Сибирь. Из Европы в Маньчжурию поступали новые корпуса; такого потока подкреплений Япония своим войскам обеспечить не могла. 53 процента японского бюджета шли на военные нужды, это разоряло и ослабляло страну. Россия же могла вести войну практически бесконечно.