Бунин, Дзержинский и Я - Элла Матонина

в истории России. Он создал круглые броненосцы «Поповки» для флота страны. Вот их описание тех времен. ««Поповка» внутри делает впечатление страшной адской машины. Посреди, между двух дымовых труб и толстых вентиляторов, открывается широкая бездна башни. Оттуда поднимаются, подобно кровожадным крокодилам, два 12-дюймовых (40 тонн) орудия и получают какой угодно угол возвышения. Вдруг вся эта пропасть начинает быстро вращаться, и это движение не мешает пушкам точно так же подниматься. И вдруг среди темноты засветится электрический фонарь Яблочкова – и сразу все предметы вокруг ярко и блестя освещаются».

Попов был тем другом великого князя, который не отвернулся от него в пору его опалы…

Помню, что дед обожал роман «Фрегат «Паллада»». И часто намекал, что один из наших предков возглавлял это мероприятие. В семье сохранилось много исторических реалий: книг, фотографий, портретов, гравюр, серебряное блюдо в честь спуска на воду корабля «Россия», медаль за участие в Бородинской битве, антиквариат, правда, остатки от выменянного на картошку в годы войны. Жили в доме и легенды.

Например, полагалось серебряной ложечкой размять скорлупу съеденного яйца. Это был своеобразный оберег для кораблей в море. Помню рассказы про какой-то островок в Павловске, где жили зайцы, и вот однажды борзые собаки вплавь устремились к острову. Но мой прапрадед их разогнал, чтобы гуляющие дети не увидели страшной собачьей расправы. В семье говорилось, что одну из дочерей моей прапрабабки назвали Мариной в честь св. Марины, которая спасла во время кораблекрушения моего прапрадеда. Хранилась память о перстне с голубым штерн-сапфиром в бриллиантах. По легенде, этот перстень был царским подарком нашему прапрадеду в знак примирения после размолвки. Каким-то чудом семья сохранила посмертную маску императора Александра II.

Сколько себя помню, в доме родных и родственников как бы жила тайна. Что-то недосказанное, невысказанное. Дом хранил много вещей, не соответствовавших лапидарному советскому быту, который могли оживить лишь искусственные цветы.

О родстве с Романовыми я узнала поздно, в году 80-м, уже будучи студенткой. Все портреты в доме были привычными. Но кто именно на них – мне не говорилось. Но вот однажды моя тетя, показывая на портрет великого князя Константина Николаевича, сказала: «Ты видишь, как твой дядя Костя похож на этот портрет? Ты хоть знаешь, кто на нем изображен? Твой прапрадед. Он – Романов, брат Александра II, сын Николая I». В 1980 году это было сказано шепотом, с надеждой, что я достаточно взросла, чтобы не болтать об этом на всех перекрестках.

По-прежнему в душах родных жил страх. Но что могло подтвердить это удивительное открытие? Какие документы, какие свидетели? И что могло сохраниться за 70 лет, когда воспоминания о родословной были опасны. Недаром советские семьи, где жизнь частная как бы была отменена, как правило, не знали своих корней.

К счастью, сохранилось письмо великого князя своему секретарю, близкому человеку, который знал все обстоятельства жизни Константина Николаевича.

«Любезный Константин Петрович! Тебе известно, что я имею на своем попечении трех малолетних детей, подкинутых ко мне и принятых мною. Марина подкинута 8-го Декабря 1875 и крещена 30-го Декабря того же года Священником Собора Николы Морского Отцом Александром и записана в метрической книге под № 210-м, и Ты был ее восприемником. Анна подкинута 16 марта 1878 года и крещена тем же Священником 30-го числа того же Марта и записана в метрической книге под № 53-м. Восприемником ея был Ф.В. Сарычев. Наконец Измаил подкинут 1-го августа 1879 года и крещен 14-го того же Августа Отцом Василием, Павловским придворным Священником, и записан в метрической книге № 41-м. Он тоже Твой крестник.

Ныне, – ввиду известных Тебе обстоятельств, – прошу Тебя, этих трех моих воспитанников принять на Твое попечение, считать их Твоими воспитанниками и озаботиться обустройстве их дальнейшей судьбы, принимая те меры, которые знаешь для них полезными.

Я вперед уверен, что Ты приложишь к этому всю Твою любовь и старание. Константин. 22 декабря 1880. Петербург.

Константину Петровичу Голенко».

Но, главное, мои героические родственники, рискуя жизнью, сохранили письма великого князя Константина Николаевича моей прапрабабке, Анне Васильевне Князевой, урожденной Кузнецовой, и детям. Сохранили письма Анны Васильевны к дочерям. Когда я их увидела 10 лет назад у моей двоюродной тетки Арсеньевой, это стало не потрясением и неожиданностью, а, скорее, продолжением детских историй в конкретном изложении. Я смотрела на великокняжеские монограммы, чистый красивый почерк и испытывала огромное чувство удовлетворения, что человек, которого я видела лишь на портретах, обрел имя, отчество, житейские черты с его любовью к моей прапрабабушке, к ее детям. Государственный архив мне предлагал сдать письма на хранение. Но они не только часть русской прошлой жизни, они летопись семьи, прожившей нелегальную жизнь с ее возникновения: нелегальный роман, нелегальная семья, во многом скрытная, нелегальная жизнь в советское время. И у писем своя потаенная жизнь.

Судя по нумерации, писем было значительно больше. Я предполагаю, что некоторые из них уничтожены из страха в 30-е годы. Об этом свидетельствуют обожженные края одного из писем Анны Васильевны дочери Марине, моей прабабке. Видимо, после очередного ареста кто-то из близких родственников решил все-таки сжечь и эти письма, но сердце не выдержало. Достоинство и гордость не уступили страху. В последний момент их выхватили из огня.

Из писем великого князя Константина Романова Анне Кузнецовой-Князевой

Итак, письма сына Николая I. Не спешите, читатель, разочароваться: письма великого князя Константина Николаевича, крупного государственного деятеля, могут показаться менее интересными, чем бурная жизнь их автора. Печально любимая Россией смена политик, личностей, должностей, государственного и общественного курса не раз отбрасывала на обочину крупнейшие умы, недюжинные характеры. Вот и он в их числе. На важнейшем имперском событии – коронации – он присутствует не как государственный деятель, а как родственник, член царской фамилии. Ему трудно преодолеть разочарование, печаль, он возмущен новшествами царя – противника его идей. И все же не может скрыть гордости за Россию, за ее многонациональную силу, ее культуру. Его письма – сколок времени. Они, как замедленное кино, возвращают в бурно текущее настоящее естественный поток неспешной прошлой жизни, «бросают вызов бесследности».

Читайте их медленно.

14 мая 1883. Москва

Сегодня Набоков меня запиской уведомил, что он получил обратно уже подписанную бумагу[5], которую он вчера возил в Александрию и там оставил вместе со всеми другими. При этой своей записке он мне прислал и копию с подписанной бумаги, которую сам своею рукою написал. Итак, слава Богу, дело сделано!!!..Тебя, душку, искренно с этим поздравляю.

Сегодня весь почти день шел дождь, и