Возвращение с края ночи - Глеб Сердитый

— Сопротивление… — пробормотала Альба, — но ты сопротивляешься СВЕТУ! Разве возможно такое?! Я же все объяснила!

— Знаешь что, — поморщился Сашка от исходившего от Альбы физически ощутимого напора, — ты сказала и очень много, и очень мало одновременно.

— Что же еще…

— Подожди! — перебил он. — Как у вас там карты ложатся, мне по большому счету плевать. Ты сейчас тут на логику давила и на чувства. Очень впечатляет. Только и логика и чувства у тебя какие-то не те. Не от мира, так сказать, сего. А от сего мира только то, что ты боишься больше, чем кары небесной, того, что я могу стакнуться с вашими конкурентами, ведь так?

Альба кивнула, не нашедшись с ответом.

— Мило. А что бы вам с конкурентами не договориться оставить меня в покое? Как идея? Свежо? Заманчиво? Голосуем. Я — за!

— Это невозможно. Ты и сам должен понимать, что мы не можем договориться. И ты не можешь верить в такую возможность.

— Подруга, во что я верю, а во что нет — это вообще не вопрос. Вопрос в том, что мои желания и интересы для вас по определению на надцатом месте. Скажешь нет?

— М…

— Не нужно дежурных слов, — продолжал Сашка напористо, — чего ты все время интересуешься, что да как я себе понимаю? Скажешь, ты все время не пробуешь меня просвечивать, зондировать или как там у вас называется? Между прочим, на здоровье. Мне скрывать нечего.

— Это не так просто… — ответила Альба.

— Но я-то тебя чувствую. Когда раскрываешься.

— Чувствуешь? — удивилась она.

— Ну да. Не все время, правда. Ты же можешь проникнуть в мою черепушку? Ну так валяй, читай. Копайся в моих мозгах и выясняй, во что я верю и чего хочу.

Вода остыла, и давно мучительно хотелось открыть кран с горячей, чтобы согреться. Вот только делать этого было почему-то нельзя. Однако в следующий миг Сашке стало по-настоящему жарко. Так, что он, казалось, мог вскипятить всю ванну своим телом.

Уже запоздало пришло сомнение, что вот так раскрываться не стоило. Кто знает, насколько этой белой демонессе можно доверять. И насколько СВЕТЛЫЕ эти так называемые СВЕТЛЫЕ. Уж наверняка не так, как пишут в сказках. Если она до сих пор никакой ментальной пакости не учудила, это не значит, что теперь, при благоприятных обстоятельствах, не попробует.

— Как успехи? — поинтересовался Сашка, когда неприятная горячая волна схлынула и он вновь научился различать реальность сквозь зеленые и желтые яблоки, скачущие перед глазами. — Разобралась?

— Мы не можем проникать в сознание так, чтобы уяснить суть человека, — будто оправдываясь, сказала альбиноска-этикетка, — проникновение довольно поверхностно. Внешний уровень мыслей и эмоций. И мне по-прежнему непонятна твоя мотивация.

— Дура ты тогда, — сказал Сашка устало и мудро, — не была бы дура, сообразила бы, что нету у меня ваших амбиций. Все, чего я хочу, так это заниматься любимым делом. Оно у меня, можешь ли ты понять, ХОРОШО ПОЛУЧАЕТСЯ. А все это ваше шаманство. Типа, светлые, темные… Это ваши дела, и меня они не касаются. Не должны касаться. Да, я хочу сохранить «Мангуста» для себя. Но не потому, что выгоды ищу. На ваших полутемных и полусветлых влиять не собираюсь, что-то для себя выгадывая. Нет. Просто он МОЙ. Вы мне несимпатичны. Все вместе и по отдельности. Я уже говорил это, кажется. И еще. Я упрямый.

— Это меня и привлекает, — улыбнулась демонесса, — а ненависть часто переходит в любовь.

— Бред. Никого я не ненавижу. Если меня не доставать, то я действительно хороший парень. Я вас не ненавижу, а презираю. И торговаться с вами не собираюсь. А ненавижу я, когда мне угрожают. И когда мной пытаются манипулировать. Хоть в темную, хоть в светлую. Пешку нашли. А вот вам!

— А ты изменился. Должно быть, много повидал, — примирительно сказала Альба, — только правильных выводов так и не сделал. Жизненный опыт вопреки расхожему мнению, принятому у вас, короткоживущих особей, ума-то не прибавляет. Только иллюзию многого знания создает. А оно, знание, не всегда приводит к пониманию. Им еще надо суметь распорядиться. А ты заблуждаешься, потому что предвзят. Может, у тебя и есть повод презирать тех, кто, этого ты не можешь отрицать, не раз помогал…

Но тут девица прикусила губу, в глазах ее мелькнул испуг.

Джой дико взвыл в коридоре.

Лампочка начала тускнеть и наливаться красным светом.

— Ну, что за фигня опять! — простонал Сашка.

Этикетка задымилась и почернела, обугливаясь без пламени.

— Пока, лапуня, век бы тебя не видеть, — попрощался Сашка.

Почудилось, что весь дом мелко и гулко завибрировал, будто мимо шла танковая колонна или поблизости взлетало что-то межпланетное типа «Н-1».

Вода с осевшей уже пеной покрылась пупырышками, из которых начали выпрыгивать вверх капельки.

— Вот ведь достали! — и Сашка выскочил из ванной, блестящий и скользкий, как тюлень, со стволом наперевес и метнулся, совершая боевые перемещения по квартире.

Прихожая, комната, назад…

Прихожая, кухня…

Вроде бы ничего…

Однако угроза нарастала, хотя гул и вибрация прекратились.

Вернулся в прихожую, где, забившись в угол, выл Джой.

— Ну, что стряслось, Джой?

Джой от ужаса уже не передавал ничего внятного.

Смотрел он в сторону зеркала.

— Черт! — прошипел Сашка, когда взгляд упал на единственное целое зеркало — в прихожей.

А там было что-то неладное. Очень неладное!

В зеркале маячила чья-то широченная спина в черной с зеленоватым отливом коже, вроде как в плаще, перетянутая глянцевой портупеей в форме «Y», на которой в месте схождения «галочки» и «палочки» в глаза бросилось могучее кольцо белого металла. Да и ремни были широкие, будто сдерживали некую нечеловеческую мощь, как у того великана, из сказки, что носил цепи, дабы темперамент сдерживать.

И пусть этот исполинский кто-то ломился из-за по ту сторону зеркала спиной вперед, но ничего хорошего его явление не сулило. Скорее уж очередную разборку, в которой будет причинен материальный, моральный и телесный ущерб, с исходом в боль, смерть и скорбь.

Она — спина эта — уже начинала продавливаться из зеркала и оборачиваться. И Сашка вроде бы даже разглядел над необъятными кожаными плечами согбенную щетинистую холку, как у кабана секача.

Спина ворочала лопатками и в зеркало проходить фронтально не желала, поэтому ее владелец решил, видимо, попробовать бочком. На ней рельефно проступили могучие острые позвонки — целый гребень. И у Сашки мелькнуло нехорошее подозрение, что это и не плащ никакой вовсе, а просто вот такая вот спина… То же, что он принял за ворот плаща, могло вполне быть жировой складкой. Но Воронкову было ей же ей не до этих рассуждений.