Паразиты (сборник) - Дафна дю Морье

Он дошел почти до конца переулка, и перед ним вырисовывался мост, когда он увидел ребенка. Это была та же маленькая девочка, которая прошлой ночью прыгала между лодками и скрылась в подвале одного из домов. На этот раз она бежала к церкви с другой стороны, направляясь к мосту. Она бежала так, словно от этого зависела ее жизнь, и через мгновение он увидел почему. Ее преследовал мужчина, и, когда она оглянулась на бегу, он прижался к стене, думая, что его не заметят. Ребенок промчался через мост, и Джон, боясь еще больше напугать его, через открытый дверной проем отступил в маленький дворик.

Он вспомнил пьяный вопль вчерашней ночью, который донесся из дома неподалеку оттуда, где сейчас прятался мужчина. Так вот оно что, подумал он, этот малый опять гонится за ней, и интуитивно объединил эти два события: ужас ребенка тогда и сейчас и убийства, о которых писали все газеты, совершаемые, как предполагали, сумасшедшим. Это могло быть совпадением, ребенок просто убегал от пьяного родственника, и все же, все же…

Сердце стало бешено стучать у него в груди, инстинкт подсказывал, что ему самому надо убегать, сейчас, немедленно, бежать по переулку туда, откуда он пришел, но как же ребенок? Что будет с ребенком?

Затем он услышал шаги бегущей девочки. Через открытый проход она влетела во двор, где он стоял, и, не видя его, бросилась к дальнему концу двора — наверное, там находилась черная лестница. Она рыдала на бегу, и это был не плач испуганного ребенка, но панические вздохи беззащитного отчаявшегося существа. Есть ли в доме родители, которые могли бы защитить ее, которых она могла бы предупредить? После секундного колебания он последовал за ней вниз по ступеням и проскочил в подвальную дверь, распахнувшуюся после того, как она всем телом налегла на нее.

— Все хорошо! — крикнул Джон. — Я не позволю ему обижать тебя.

Он проклинал свое плохое знание итальянского, но, возможно, английская речь успокоила бы ее. Но бесполезно — рыдая, она уже взбегала по лестнице, которая спиралью поднималась вверх, и отступать ему было слишком поздно. Со двора до него доносился шум преследования, кто-то кричал по-итальянски, лаяла собака. Вот так-то, подумал он, мы оба в ловушке, ребенок и я. Если мы не сможем закрыть на засов какую-нибудь внутреннюю дверь, он доберется до нас обоих.

Он побежал вверх по лестнице за ребенком, который метнулся в выходившую на маленькую площадку комнату, и захлопнул за собой дверь; на ней, слава богу, имелся засов, и он до отказа задвинул его. Ребенок, скорчившись, сидел у окна. Если позвать на помощь, кто-нибудь обязательно услышит, кто-нибудь обязательно придет, прежде чем преследователь начнет взламывать дверь и та поддастся под его напором, ведь кроме них здесь никого нет, никаких родителей, комната абсолютно пуста, только старая кровать с матрацем да кипа тряпья в углу.

— Все в порядке, — задыхаясь, сказал он, — все в порядке, — и, стараясь улыбнуться, протянул руку.

Девочка поднялась на ноги и стояла перед ним, капор упал с ее головы на пол. Он смотрел на нее и не верил своим глазам, затем удивление сменилось страхом, ужасом. Это был вовсе не ребенок, а маленькая, плотная женщина-карлица около трех футов ростом, с огромной квадратной головой взрослого человека, слишком большой для ее тела, седые локоны спадали на плечи, и она ухмылялась, кивая головой.

Затем он услышал на площадке шаги, собачий лай и крики не одного, а нескольких голосов: «Откройте! Полиция!» Существо пошарило в рукаве, вытащило нож и с ужасающей силой пронзило им его горло; он упал, липкая жижа текла по рукам, которыми он инстинктивно сжимал рану. И он увидел vaporetto с Лорой и двумя сестрами, плывущий вниз по Большому каналу, не сегодня, не завтра, но в день после этого, и он знал, почему они вместе, с какой грустной целью они приехали. Существо по-кошачьи свернулось в углу. Удары в дверь, голоса, собачий лай постепенно замирали, словно отступая вдаль, и — о Боже, подумал он, какая чертовски глупая смерть…

Ганимед

1

Они называют его Маленькая Венеция. Именно это прежде всего меня сюда и привлекло. Вы должны признать, что действительно есть странное сходство, по крайней мере для таких людей, как я, — с воображением. Например, один уголок, где канал делает поворот, украшен рядами домов с террасами, сама вода там удивительно спокойна и тиха, особенно по ночам; вопиющие несоответствия, заметные днем, такие как шум маневренного движения с Паддингтонского вокзала, грохот поездов, уродство — все это, кажется, исчезает. И вместо них… желтый свет уличных ламп, подобный таинственному сиянию старинных фонарей, вставленных в кронштейны на углу какого-нибудь разрушающегося палаццо, чьи закрытые ставнями окна слепо глядят вниз на застывшее очарование бокового канала.

Необходимо — и я должен повторить это — иметь воображение, и жилищные агенты достаточно умны — они составляют свои объявления так, чтобы те сразу привлекли внимание людей нерешительных, вроде меня. «Двухкомнатная квартира с балконом, выходящим на канал, в спокойной заводи, известной под названием Маленькая Венеция», и в то же мгновение изголодавшейся душе и страждущему сердцу является видение другой двухкомнатной квартиры, другого балкона, где в час пробуждения солнце рисует узоры на потрескавшемся потолке, водяные узоры, а в окно доносится болотистый венецианский запах, бормотанье венецианских голосов и пронзительное «ойэ!», когда гондола сворачивает за угол и исчезает.

У нас в Маленькой Венеции тоже есть транспорт. Разумеется, не остроносые гондолы, слегка раскачивающиеся из стороны в сторону, — мимо моего окна проходят баржи с грузом кирпича, а иногда угля; уголь пачкает балкон; и если вдруг, когда раздается гудок, я закрываю глаза и прислушиваюсь к быстрому постукиванию мотора баржи, то в своем воображении могу видеть, как я на одном из причалов ожидаю vaporetto.[93] Я стою на деревянном настиле, стиснутый шумной толпой. Когда судно начинает причаливать, поднимается невообразимая суета и неразбериха. Но вот оно застыло у причала, и я вместе с шумной толпой всхожу на борт, мы снова отчаливаем, вспенивая воду за кормой, и я стараюсь принять решение — ехать ли прямо до Сан-Марко или сойти с vaporetto выше по течению Большого канала и тем продлить восхитительное ожидание.

Гудки прекращаются, баржа проходит. Не могу вам сказать, куда она плывет. Ближе к Паддингтону, в том месте, где канал разделяется на два, есть железнодорожный узел. Меня это не интересует, меня интересуют только гудки, эхо мотора