Картер побеждает дьявола - Глен Дэвид Голд

Ликование царило не только в Монетном дворе, но и по всей стране – любой агент, даже продажный, радовался хорошему улову. Правда, под вечер в Вашингтон из Денвера пришла телеграмма, несколько подпортившая удачный денек. Она была срочная и никоим образом не связанная с магией – исчез агент.

Не было серьезных причин бить тревогу, но начальство серьезно разошлось во мнениях насчет того, мог ли этот конкретный агент уйти в самоволку. Поэтому по всей стране осторожно разослали сообщение: исчез агент Джек Гриффин.

В четыре пополудни – за четыре часа до подъема занавеса – начался обед у Джеймса. Обычно Джеймс относился к своим званым обедам, как его брат – к своим магическим представлениям: он ради них жил. Сегодня, впрочем, всё было иначе. До прихода Картера он каждые пять минут смотрел на часы. Когда брат пришел и рассказал о неудачной попытке ограбить сейф, Джеймс убрал часы, сел на диван и приложил ко лбу холодную тряпку.

– У нас нет времени об этом думать, – сказал Картер.

Джеймс не отвечал, и Картер даже немного расстроился. Маленькая пикировка с братом всегда прибавляла ему оптимизма.

– Знаешь, всё будет хорошо.

Джеймс вздохнул из-под тряпки и сделал странный подзывающий жест пальцами, словно приглашал судьбу разом вывалить на него все заготовленные несчастья.

Картеру стало обидно. Он придумал столько совершенно новых иллюзий, помимо телевидения, и отчаянно нуждался в ободрении. Он сказал:

– Телевизионный аппарат – не самое главное.

Джеймс заговорил медленно:

– На сегодня не продано двести мест. И это при всех розданных контрамарках. Готов поспорить, что все дети-инвалиды в ближайших семи округах получили пригласительные билеты, и всё равно осталось двести… – Он встал и потер виски. – Даже не спрашивай меня про остальные дни…

– Люди прослышат и…

– Если на афише изображен слон, люди приходят смотреть слона. Если изображено телевидение, они приходят смотреть телевидение, даже если не знают, что это такое. Может, ты и великий фокусник, Чарли, но ты не слон и не телевизионный аппарат!

Картер произнес тихо:

– У меня есть другие новые иллюзии.

– Но ничего существенного! – Джеймс застыл, словно сам поразился своим словам.

Картер сложил руки на груди.

– Знаешь… – сказал он и замолчал.

– Извини. – Джеймс вздохнул и уже на выходе из комнаты закончил: – Я просто за тебя переживаю.

Через несколько секунд включился душ. Картер остался один. Возникло странное чувство, будто он падает навзничь. Взгляд выхватывал отдельные предметы – вазу с каллами, новый римский бюстик, – и внезапно Картер понял, что ищет вещь, которую мог бы ненароком разбить. Впрочем, нет – он уже утратил вкус к мелочной мести и начал настраивать себя на представление, то есть отрешаться от всех больших и малых житейских забот.

Стол был накрыт на восемь персон – Джеймс достал недорогой, но вполне парадный баварский сервиз. На кухне весело булькало тушеное мясо. Перед маленькой афишей «Повсюду» стояли букетики цветов, присланные доброжелателями накануне премьеры. Горели свечи, хотя за окнами было еще светло, на комоде выстроились открытые бутылки красного вина из запасов самого Картера. Джеймс был вне себя, тем не менее он приготовил стол и позаботился об уюте.

Картер не знал, кого Джеймс позвал, и понимал, что спрашивать бессмысленно. Не стал он обращаться и к Тому, памятуя, с какой притворной жалостью тот умеет ответить: «Извини, это секрет».

Хорошо бы Джеймс пригласил Фебу. В последние недели они почти не виделись: она жила в Окленде, а Картер дневал и ночевал в «Орфее». Он представил себе, как знакомит ее с Джеймсом, как говорит ей, что Джеймс несносен – даже от такой мелочи немного закружилась голова. Стало труднее отрешиться от всего внешнего. Картер вообразил, как смотрит ей в лицо, просто чтобы сказать «здравствуй», и капельку испугался: если он заговорит с Фебой, то не сможет остановиться.

Первым, ровно в четыре, пришел Макс Фриц, пахнущий мятными леденцами, безупречно чистый и отглаженный – можно себе представить, как он крахмалил рубашку в доках. По какому-то невероятному совпадению Фриц принес каллы и, увидев, что они у Джеймса уже есть, сник, взял предложенный бокал вина и замкнулся. Через несколько минут пришли Фило с Ледоком и миссис Ледок, у которых он остановился. Картер тепло с ним поздоровался и отметил, что Фило улыбается, но взгляд у него отсутствующий, как все последние недели.

Когда отзвучали приветствия, Ледок вручил Джеймсу корзинку с фруктами и отвел Картера к камину.

У него болело горло, он сосал аптечный леденец, но всё равно рвался поговорить.

– Карло рассказывает всей труппе занимательную историю. – Ледок передразнил итальянский акцент: – Такой был взрыв, нас обоих чуть не убило!

– Если бы я убил Карло, все мужья мира сказали бы мне большое спасибо. Как приготовления?

– Если бы мы открывались через три недели, я бы почти успел. Шеллак не сохнет. Я велел ребятам обмахивать краску, чтобы она хотя бы схватилась. Всё ужасно. – Ледок закашлялся и кашлял так долго, что Картер спросил, не разболелся ли он совсем. – Ma sacré toux![52]– прошептал Ледок. – Песок-сода-известь, для моего горла это смерть…

Картер предупреждающе поднял руку: к ним шел Фило, ссутуленный, руки в карманах. Картер тронул его за плечо.

– Добрый день, Фило.

– Здрась.

– Как Пем?

– Совсем поправилась, – без выражения отвечал Фило, как во все предыдущие дни. – Я бы хотел к ней вернуться, но она велит оставаться здесь.

– Замечательная женщина, – произнес Картер.

– Да. – Фило поднял глаза. – Джеймс сказал мне… что планы уничтожены. – В последнее время он делал паузы посреди фразы, словно ему слишком тяжело говорить. Всякий раз Картеру хотелось одновременно отвести глаза и заверить, что всё будет хорошо.

– Да, конечно, это досадное происшествие. Но не конец. У нас есть всё, кроме плоской трубки. Мы близки к цели, ведь так?

Фило смотрел на чугунную подставку для дров.

– Близки и далеки.

– Вы знаете, как ее сделать, – прошептал Картер.

– Мне кажется, мальчик устал, – вмешался Ледок.

– Знаете, на каждом выступлении я делаю невозможное. – Картер пытался силой воли заставить Фило поднять на него глаза, однако Фило упорно смотрел на подставку и тихонько трогал ее носком ботинка. – Еще не поздно. Мне бы хотелось, чтобы мое шоу вдохновило вас на что-нибудь невозможное.

Фило наконец оторвал взгляд от решетки. Выражение лица было пугающе знакомым: вежливая улыбка, маска, неспособная полностью скрыть черную пропасть.