Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Он процитировал мне греческих античных мудрецов, Гиппократа, первым назвавшего этот недуг карциномой, от греческого слова «краб», потому как опухоль словно клешнями разрывала человеческую плоть, и Галена, который считал причиной возникновения этой болезни избыток черной желчи в организме. Кристофер Бьянкоспино поведал мне истории о двух древних императрицах. Первой была история об Атоссе Вавилонской. Она подарила свободу тому рабу, который сумел спасти ей жизнь, вырезав опухоль из ее груди. Вторая – о Феодоре Византийской, бывшей танцовщице и куртизанке, сумевшей покорить сердце императора Юстиниана, который увенчал ее голову короной великой державы и усадил рядом с собой на трон.

Феодора отчаянно боролась за свою жизнь и, пока позволяли силы, правила государством, но в конце концов решила умереть молодой и красивой, а не от скальпеля неискушенного хирурга. По словам доктора Бьянкоспино, отсечение груди в античном мире считалось самым верным средством избавиться хотя бы на время от этой страшной болезни. Если пациентке удавалось выжить после кровавой и болезненной операции, смерть нередко отступала, но женщине приходилось платить за эту отсрочку своей гордостью и достоинством. К тому же недуг обычно возвращался, рак продолжал кромсать плоть до тех пор, пока лекари снова не отсекали часть многострадальной груди. Без всякого стеснения он рассказал мне, что и сам видел страшные последствия таких вмешательств в монастырях, разбросанных по всему миру, где, по непонятным причинам, эта хворь поражала очень многих женщин. Доктора даже прозвали ее «болезнью монахинь», хотя на самом деле от нее страдали женщины всех возрастов и сословий, богатые и бедные, распутные и непорочные, набожные и неверующие, королевы и нищенки, благородные девы и простые крестьянки. Рак никого не щадил и не выпускал из своих смертельных объятий.

Доктор Бьянкоспино поведал мне о многих больных невестах Христовых и последовательницах иных религий. У одной французской монахини, прекрасной голубоглазой девы, которая всего лишь на пару лет была старше Эми, на груди образовалось столько опухолей, что доктор Бьянкоспино видел через отмершие, прогнившие ткани ее сердце. На его глазах оно сжалось в последний раз и ее страдания прекратились.

Я, не вынимая руки из муфты, незаметно коснулась своей груди, и от страха у меня закружилась голова – мне хотелось закрыть уши и не слушать больше о чужестранках, умирающих от этой смертельной болезни. Я мечтала стереть из своей памяти услышанное, позабыть все эти ужасные истории. Мне хотелось упасть на колени и молиться, чтобы сей недуг обошел меня стороной и я спаслась от его цепких, губительных клешней, кромсающих тело Эми Дадли. Я будто наяву видела, как она, подобно древней Атоссе, прячется от своих служанок и стыдливо принимает ванну в одиночестве, надеясь на спасение и молясь о том, чтобы этот изъян попросту исчез. Должно быть, Эми, как и Феодора, не находившая в себе сил даже снять царственные одеяния и драгоценную корону, каждый день, изнеможенная, падает на кровать, вспоминая, какой живой и жизнерадостной была когда-то.

И перед моим внутренним взором прошли вереницей благочестивые монахини, отмеченные дыханием смерти и лежащие на тонких, как бумага, матрасах в монастырских лазаретах. От их омертвевших, гниющих грудей исходит запах тлена, они молят Господа о прощении за содеянные грехи, за которые им ниспослана такая страшная кара. Бедняжки… В такой момент грехом им кажется даже то, что они как-то полюбовались собственным отражением в колодезной воде или засмотрелись на роскошное платье какой-нибудь заезжей благодетельницы, на радость сестрам измазавшей подол соком черных ягод. Некоторые же корили себя за благородное происхождение и былое величие, от которого отказались когда-то, подобно покаявшейся Магдалине, также порвавшей с прошлым и нашедшей приют в стенах монастыря.

Среди призраков этих женщин я видела и силуэт Эми Дадли, длинными локонами золотых волос стыдливо прикрывавшей свои плечи и пышные груди. Я видела отчаяние и мольбу во взоре ее голубых глаз, видела, что она безумно хочет жить и любить. Я знала, что она мысленно взывает к Господу или, возможно, к святой Агате, которую доктор Бьянкоспино назвал покровительницей женщин, страдающих от этого смертельного недуга. По преданию, много веков назад этой христианской великомученице отсекли груди, но на следующее утро она не обнаружила на своем теле никаких повреждений – небесный лекарь исцелил ее. Так что эта святая дева как никто другой понимала, насколько велики страдания больных раком женщин, и могла ниспослать им чудо исцеления.

– Остановитесь! – велела я. – Ничего мне больше не рассказывайте. Я всегда считала, что знание – сила, но, видит Бог, лучше бы я не слышала ваших историй. Доктор Бьянкоспино, я поняла, что вы – именно тот, кто мне нужен. В моем королевстве есть одна молодая женщина двадцати семи лет, и ей крайне необходима ваша помощь. Я желаю, чтобы вы предложили ей свои услуги, но, – тут я выдержала многозначительную паузу, – ни при каких обстоятельствах она не должна знать, кто вас прислал. Вы не скажете ей ни слова о нашем разговоре и станете отрицать даже тот факт, что мы с вами знакомы. Если она догадается, что это я велела вам заняться ее лечением, вы вмиг утратите ее доверие. Просто скажите ей, что ваш труд оплачивает пожелавший остаться неизвестным доброжелатель, искренне пекущийся о ее благе. Помогите ей, доктор Бьянкоспино, исцелите ее, если это возможно, и делайте все, что сочтете нужным, – в интересах пациентки, разумеется. А главное – не позволяйте никому вмешиваться в процесс лечения, даже мужу этой несчастной леди. Не польститесь на обещания золотых гор. Вы согласны на такие условия, доктор Бьянкоспино?

Он ответил мне взглядом, исполненным уверенности в собственных силах.

– Ваше величество, я – тот человек, который вам нужен, – просто сказал он.

Уверена, он не кривил душой. Для спасения Эми Дадли он готов был сделать все, что в человеческих силах. Его не интересовали награды в этом поединке, организованном королевой, он лишь хотел сразить черного рыцаря по имени Рак и найти способ спасать невинных женщин, гибнущих от страшного недуга. Он искал свой святой Грааль – способ излечения от всех болезней. И не имели никакого значения наивные притязания Роберта на мой престол. Доктор Кристофер Бьянкоспино хотел извести под корень смертельную хворь, подобно святому Георгию, сокрушившему некогда чудовищного змия. Вот только рак унес много больше жизней, чем один злосчастный дракон.

Эми Робсарт Дадли Поместье Камнор близ Оксфорда, графство Беркшир, март – сентябрь 1560 года

Один день неспешно сменял другой, и я становилась все слабее. Мне не хотелось больше бывать на свежем воздухе, теперь даже детям не удавалось вытащить меня на прогулку. В этом году лето на себя не было похоже – все время было холодно и сыро, и мы уже и не помнили, когда в последний раз видели синее, ясное небо. Солнечные лучи не в силах были пробиться через темные тучи, изливающие сплошную стену серого дождя, и меня охватила хандра. Несколько дней я пыталась забыться тревожным сном, а по ночам, когда все уже спали, я бродила, как неприкаянная, мучась от нестерпимой, острой боли. Мне хотелось лишь спать и, закутавшись с головой в одеяло, скрыться от своих невзгод и так дожить отпущенное мне Богом время, но нет – в эти дни я не знала покоя.