Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

брали. За большие деньги, разумеется, ну или за все ценности и пожитки, которые с них стрясти удавалось. Да только думаю, что большая их часть от судьбы своей все равно не убежала – если я чего в людях понимаю, то их потом сами же капитаны сэльханским пиратам или ещё кому продадут. В общем, плохо у нас тут. Торговли нет, народ либо схвачен, либо свалил кто куда, а что дальше будет и вовсе не ясно. Не удивлюсь, если не сегодня, завтра пожгут тут все.

– Да, хреново у вас с делами. А рыбу-то почему на улице бросили?

– Какую рыбу?

– А ты давно из своей башни вылезал?

– Третий день из нее не выхожу, и выходить не желаю.

Старик уставился пустым взглядом в стену. Для Викемо Пайфи эта гавань уже много лет была личным царством. Каждый капитан и торговец был обязан зайти в его одинокую башню, что возвышалась над всеми окрестными постройками, и отблагодарить управителя за право пришвартоваться у одного из причалов. Его слово тут значило столько же, если не больше, чем все государственные свитки и печати вместе взятые. Рабочие и местные рыбаки считали его почти, что хозяином и шагу не смели сделать против его воли. И никто не решался оспорить такой порядок вещей. Даже местные банды.

Но солдаты тагм не знали про тонкости местного уклада. Они разрушили царство Пайфи, даже не заметив. И сам он теперь походил на низложенного царя, запертого в руинах пылающего дворца своей погибшей столицы.

Мицан дожевал рыбу, допил чашку вина и, отряхнув одежду, встал на ноги.

– Понятно. Могу посочувствовать, да только вряд ли это поможет. Так что давай ты лучше мне нужный листик к договору приложишь, куда надо записи внесёшь, а там, если воля богов будет, то глядишь, наладится ещё твоя жизнь.

– Богов? – скривился управитель гавани.

Свою часть работы он выполнил молча и так же молча протянул юноше документы, после чего демонстративно зарылся в таблички и свитки, всем своим видом давая понять, что аудиенция в его царственных чертогах окончена.

Назад Мицан пошел по главной улице Аравенской гавани. Почти все здания тут оказались заколоченными или покинутыми, а солдатские патрули трижды встретились ему по дороге. Воины косились на улыбающегося им во весь рот юношу, но ни разу не попытались его остановить или окликнуть. Он был свободным тайларином, а значит, был волен ходить где ему вздумается. И всё же, врожденное чутье уличного мальчишки подсказывало, что идти ему лучше побыстрее и уж точно никогда не оглядываться.

Только проходя мимо «Нового Костагира» юноша невольно замедлил шаг. Теперь это некогда грозное и могучие здание больше походило на руину: камни над окнами «крепости» покрывала копоть, крыша ввалилась внутрь, а вместо резных дверей были лишь обугленные доски, висевшие на почерневших петлях. Мицану даже стало немного его жалко. Как ни как, а тут было место его триумфа, почти что воинской славы. И вот теперь от него остались лишь обугленные доски, да почерневшие от копоти камни.

Плюнув на порог брошенной таверны, он пошел дальше, не останавливаясь вплоть до самого Морского рынка. Но и это обычно шумное и суетливое место встретило его непривычной тишиной. Уличных торговцев и лоточников сегодня почти не было, а добрая половина лавок так и стояли закрытыми. Перед глазами Мицана тут же встали бесконечные ряды облепленных мухами бочек с гнилью. Кажется, зачистка Аравенн невольно ударила и по жителям Фелайты, оставив их без свежей рыбы.

Юноша помрачнел. По утрам на Морском рынке торговали сами рыбаки, стремившиеся побыстрее продать улов, а потому рыба стоила дёшево. Намного дешевле, чем в любом другом месте в городе и позволить ее, в отличие от свежего мяса, мог почти каждый живший в квартале блис. Ещё совсем недавно Мицан и сам вставал на рассвете, чтобы расталкивая локтями других мальчишек и женщин, бранясь на стариков и избегая редких тут мужчин, купить по дешевке кефаль или треску, а потом бегом домчаться до дома или до их тайного чердака, чтобы сварить её с горстью пшена, а если повезет – то с чесноком и луком.

И точно также жила не малая часть квартала. Что детей, что взрослых. Без утренних распродаж их скудный стол должно быть и вовсе ужался до одних лепешек с пшеничной кашей. Оставалось лишь надеяться, что скоро весь этот бардак закончится, и рыболовы вновь пригонят заваленные дарами моря тележки к толкающейся и незлобно переругивающейся толпе.

Дойдя ровно до середины рынка, Мицан остановился оглядываясь. На сегодня у него оставалось ещё одно дело: ему предстояло получить должок с владельца лавки. И от одной мысли об этом у юноши захватывало дух. Да, для других клятвенников это было обычным делом. Рутиной и пустяком. Но только не для мальчишки-посыльного. Для него это был важный шаг – первое настоящее дело.

Он и получил то его случайно: сегодня утром, зайдя в «Латрийского винолея» за заданием, Мицан услышал, как двое парней постарше отнекиваются от похода к старому торговцу рыболовецким снаряжением, одолжившим как-то пару сотен ситалов, да так и не вернув их в срок. Парням это казалось скучным и неинтересным делом и сидевший рядом с ними Крепыш Сардо шутя, предложил отправить в лавку подошедшего Мицана. А он взял и согласился, с вызовом заявив, что сделает все один, причем ещё и до захода солнца.

И вот теперь юноша шел по базарной площади, даже не представляя, что и как ему делать. Единственное, что он знал, так это то, что из лавки нужно выйти с мешком полным монетами. Но в своём успехе юноша не сомневался: он уже убил человека ради этой жизни. И не простого человека – матерого головореза из Аравеннских трущоб. Главу банды. И если уж это оказалось ему по силам, то и старика лавочника он как-нибудь запугает.

Чтобы найти нужную лавку Мицану пришлось обойти почти всю рыночную площадь и поспрашивать у редких торговцев. Она расположилась у самого края торговых рядов, почти в переулке. Ее вывеска была столь мала и неприметна, что было странным, как вообще удаётся тут что-то продать.

По ту сторону двери его встретил лабиринт из свисавших с потолка сетей, удочек и всевозможных приспособлений для ловли рыбы. Небольшие окошки были завешены сетями, от чего лучи солнца тонкими лезвиями пробивали царящий здесь полумрак, подсвечивая причудливый танец поднимавшихся с пола и летевших с потолка и товаров пылинок. Мицан прошел вперед, втягивая ноздрями затхлый воздух от которого несло тиной и