По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Его будят — приехал купец Иванов по нужному делу. Услышав в городе разговоры о постановлении следователя, Иванов, знакомый с репутацией Гейнцельмана, поспешил привезти ему, для освобождения от ареста, свои 20 тысяч рублей.

Между прочим, это дело могло прекратиться по подоспевшему манифесту[379]. Гейнцельман отказался воспользоваться царской милостью и потребовал над собою суда. Он был по суду оправдан и вполне реабилитирован.

Было в Туркестане и еще несколько крупных русских предпринимателей, оставивших по себе в истории края след: полк[овник] Жемчужников (на его дочери был впоследствии женат генерал Н. Н. Юденич), Громов, Первушин, Филатов и др.

Неплохо жилось русским в Ташкенте, — жизнь была страшно дешева, как об этом уже говорилось. Многие поэтому пообзаводились домами и землями.

Обычные городские развлечения были здесь редкостью — театры, концерты и т. п. Одним из любимых развлечений общества того времени служили пикники, на которые собирались все общественные верхи. Особенным мастером устраивать такие пикники был адъютант генерал-губернатора Д. В. Белов, много хлопотавший и много потом переносивший неприятностей — особенно от чрезмерно требовательных дам. Вспоминается один из таких пикников:

Белов нанял у одного из сартов его загородный фруктовый сад. Разукрасил и иллюминовал этот сад, точно в китайской сказке. Одно плохо рассчитал — сад был слишком далеко — несколько верст; ехать по пыльной дороге было и скучно, и неприятно. Правда, съезжавшихся сопровождали конные полицейские-сарты с факелами, но все же многие были недовольны.

Подъезжают экипаж за экипажем, и слышатся негодующие возгласы:

— Где этот Белов?

— А я, — рассказывал Белов, — как только кто подъезжает, прячусь в кусты. Пусть поест, отдохнет, придет в хорошее настроение, тогда я с ними здороваюсь…

Действительно, в саду уютно. Гремят оркестры музыки, расставлены столы для чаепития и с прохладительными напитками. Молодежь танцует. Паркет заменен разостланными на гладкой площадке кошмами (войлоком). Пожилые уселись за карты.

Потом — общий ужин. Разъехались уже на рассвете. Обходилось все это не так дорого, и большинству было по средствам.

Ужинали мы как-то летней ночью в военном собрании. Веселая составилась компания, настроение подогрелось шампанским. Как часто бывает, решили после ужина ехать на обсерваторию…

За столом составилось пари: один из споривших, командир корпуса Шпицберг, должен был, в случае проигрыша, командировать игравший в клубе военный оркестр к нам на обсерваторию. Он проиграл.

Мы отнеслись к этому условию, как к шутке, и не заметили, как Шпицберг подходил к оркестру. Но, когда, в час ночи, мы подъехали к воротам обсерватории, грянул военный марш.

После астрономических наблюдений ночь кончилась новым ужином у нас на террасе. Оркестр, щедро потом нами вознагражденный, играл до самого рассвета.

Сартское население, разбуженное среди ночи военной музыкой, переполошилось. Военная музыка, в их представлении, могла быть только при прохождении войск. Значит, в Ташкенте начался ночной мятеж против русских, и войска идут их усмирять… Плохо спали в эту ночь сарты в окрестностях обсерватории.

Лето в Туркестане, благодаря ночной прохладе, дававшей отдых от сильной дневной жары, было переносимо. Все же многие предпочитали выезжать на дачу.

Излюбленным дачным местом ташкентцев было урочище Чимган. Оно расположено верстах в восьмидесяти от Ташкента. Менее фешенебельным летним курортом было село Троицкое, верстах в сорока от города. Сюда выходил в лагерь гарнизон, и здесь же устраивались на лето офицерские семьи.

Чимган — малооблесенная вершина. Лишь кустарники, да еще группы орехов около протекающего по урочищу ручья. Красот природы — никаких, но климат считался очень здоровым. Особенно помогали переезды сюда против малярии. Бывало, что детей, в весьма опасном для жизни положении, привозили в это гористое место, и они буквально на глазах поправлялись.

Обыкновенно в Чимган ездили на извозчиках, которые брали за весь конец 12–15 рублей. Менее состоятельные переезжали в сартских арбах, и тогда переезд длился два дня.

На пути обязательно останавливались в селении Искандер, связанном с деятельностью великого князя Николая Константиновича. Здесь для проезжающих были разбиты киргизские юрты, полукруглые, на веревках, с накинутой сверху кошмой. Путники устраивались на ночлег на сартских кроватях, дешевых, но довольно удобных. Рама из круглых обрезов дерева на деревянных ножках, небольшой подъем для головы. Вместо матраца сетка из натянутых веревок. На них кладется толстое сартское одеяло, мягкое из ваты. В общем, спится удобно.

Вместо буфета, — чайхана, в которой путники достают не только чай, но и неизбежный палау, шашлык или пельмени; вместо хлеба — сартские лепешки.

После Искандера начинается подъем с быстро улучшающимся горным воздухом.

В самом Чимгане дачники, как правило, жили в таких же юртах. Они устанавливались в урочище на летнее время окрестными киргизами. Только немногие постоянные посетители Чимгана имели собственные деревянные бараки. Постройка таких бараков обходилась в 75–150 рублей, смотря по «роскоши» их, и самые бараки легко перепродавались или сдавались в наймы.

Ни о каких удобствах жизни на таком курорте думать не приходилось, но здоровье, особенно у детей, хорошо восстанавливалось.

Русские поселки

Туркестанская власть в эту пору сильно была озабочена русской колонизацией края. Поэтому здесь устраивались особые поселки из переселенцев. Частью в них селились отслужившие свой срок солдаты с семьями, — к солдатам, для этой цели, еще во время службы перевозились на казенный счет их семьи; большей же частью население поселков составляли переселенцы из России.

Нередко, однако, созданные поселки не приводили к результатам, и виноваты в этом бывали сами переселенцы. Все, что можно, для них делалось: их участки наперед орошались, с помощью сартских или киргизских рук, им строили избы и вообще широко шли на помощь материально. Все это баловало поселенцев и вызывало с их стороны повышенную требовательность.

Бывало, что подготовленные для них участки они передавали в аренду местному населению. Построенные для них дома сдавали горожанам на лето под дачи. Пособие иной раз просто пропивали. А когда им не хватало денег, то женщины, и иногда и мужчины, шли наниматься прислугой. Это было для них тем возможнее, что вопрос с прислугой в то время стоял в Ташкенте весьма остро, именно с прислугой русской.

Мужская прислуга из сартов — кучера, повара и лакеи — находилась довольно легко; женщины же сартянки, ввиду установленной их законом затворнической жизни и запрещения открывать лица перед чужими мужчинами, а особенно перед «неверными», не могли идти в чужой дом в услужение. Поэтому женская прислуга набиралась только из русских — солдаток или переселенок, и спрос на них всегда превышал в несколько раз предложение.