Белая гвардия. Михаил Булгаков как исторический писатель - Арсений Замостьянов

Булгаков азартно взялся за дело, с головой ушёл в «элементарную историю». Да, это была авантюра: к 4 марта у Булгакова не было никаких историографических наработок, почти никаких знаний о реалиях школьного образования. «Объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо», – написано в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой в тот день. Через несколько дней в «Правде» вышла передовая, в которой писателей – мастеров художественного слова – настоятельно призывали участвовать в конкурсе. В архиве Булгакова сохранилась эта газета: «Может ли быть для советского писателя, для советского художника задача, более благодарная и почетная, чем участие в создании такой книги, которая стала бы настольной книгой молодого советского поколения». В кабинете Булгакова поселились книги С.М.Соловьёва, Н.М.Карамзина, тома из словаря Брокгауза и Эфрона, старенький учебник К.В. Елпатьевского, потрёпанные издания Н.Г. Устрялова и М.К.Любавского… Булгакову помогало и общение с любимым пасынком – Сергеем Шиловским. В нём он видел адресата книги.

Но, конечно, дело не только в премии и семейных чувствах. Приступать к большой работе писатель способен только с убеждением, что эта книга необходима, что никто другой такую не напишет. «Придя ко мне вечером, одетый по-домашнему, в затрапезном лыжном костюме, столь мне памятном, мой Миша Булгаков, прикрыв дверь, спрашивал о новостях, поминутно осведомляясь: «А рядом никого нет?» В период увлечения историей, оживляясь, он рассказывал мне о том, что надумано, и говорил, что у него получится учебник, какого не было, в школе он займет место необходимейшего пособия, и о нем как о писателе станут думать наконец совсем иначе – и все тучи рассеются», – вспоминал друг Булгакова, киносценарист Сергей Ермолинский.

В двадцатые годы он вряд ли принялся бы за «Историю» – даже в погоне за сказочным гонораром. Слишком далеки от Булгакова были педологи и социологи, царившие тогда в школе. А тут снова можно было писать о прошлом в летописном духе. Не без идеологии, конечно, но без неё учебники истории не обходятся в любые времена.

Разумеется, над этой темой работал не только Булгаков. Всего в комиссию Жданова поступило 46 проектов различных авторов и авторских групп, которые были проанализированы членами комиссии и известными историками, привлеченными к этой работе. В сентябре 1936 г., находясь в отпуске в Сочи, Жданов направил членам жюри конкурса телеграмму с просьбой в сжатые сроки просмотреть и оценить представленные макеты учебников

Элементарная история

Несколько недель из головы у него не выходили крепостники и гайдамаки, императоры и просветители – герои российской истории. Булгаков, возможно, припоминал Первую киевскую гимназию, уроки истории. Удобная была формула – «история СССР»: она давала возможность школьникам считать «своей» историю аж с первобытных времён. С них и начал Булгаков, хотя тут же принялся восстанавливать в памяти и историю 19 века – прежде всего, великих реформ.

У него, конечно, был опыт работы с историческим материалом. Первый роман Булгакова – «Белая гвардия» и «примкнувшая к нему» драма, сделавшая ему имя в театральном мире – «Дни Турбиных» – это историческое полотно, сохранившее для нас одну из граней Гражданской войны. Ну, а ещё – одним из героев Булгакова был царь Иван Васильевич – тот самый, на которого внешне походил московский управдом Бунша-Корецкий.

И Булгаков умел поглядеть на прошлое как объективный летописец. Историк и литературовед Яков Лурье писал: «Изображение эпохи Грозного в «Иване Васильевиче» было однозначным и весьма выразительным. Изображенный в пьесе опричный террор, не только страшный, но и чудовищно-абсурдный, мог вызвать весьма неприятные ассоциации». Кажется, это поспешная оценка. Ведь Иван Васильевич у Булгакова – фигура обаятельная, широкая натура, щедрая душа. Пожалуй, главный юмористический аттракцион комедии в том, что по сравнению с царём современный (по тем временам) управдом – мелкий человечек. В этом – сатирическая острота. А с каким вкусом Булгаков и его герои цитировали исторический баллады Алексея Толстого:

Машину времени Булгаков косвенно воспроизводит и в романе «Мастер и Маргарита», где, как известно, воссоздаётся история времён Понтия Пилата. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море» (о Гражданской войне) – тоже отчасти «история СССР». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и на Кубани, по-настоящему вживался в эпоху, будь она «не столь отдалённой» или древней. Но это всё художественная литература, а в марте 36-го Булгакову пришлось стать форменным историком.

И вот он вторгается в вотчину Александры Ишимовой – начинает пересказ исторических событий для маленьких читателей. Ишимовская «История России» несколько сентиментальна, но уж точно не скучна. Правда, по оставшимся записям для булгаковского учебника мы видим, что чёткость изложения для него была важнее занимательности. Возможно, при доработке он привнёс бы в учебник «сказочное» начало, без которого непросто овладеть детским вниманием.

Сочиняя учебник для отроков, Булгаков всё же оставался сатириком. Это не только жанровая принадлежность, но и свойство натуры, которое сказалось при работе над «Историей». Своё кредо Булгаков подробно (хотя и несколько сбивчиво) определил в «Письме правительству СССР» – и к Истории это имеет прямое отношение: «Черные и мистические краски (я – мистический писатель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противопоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное – изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина» (март 1930)…

В учебнике он подчас пишет о прошлом России щедринским пером. Возможно, по меркам предвоенного времени в его Истории оказалось бы маловато героики… Но реакцию властей на булгаковскую «Историю СССР» мы никогда не узнаем: незаконченную работу Михаил Афанасьевич никому не показывал – разве что бегло обсуждал с женой и немногими коллегами. Разрозненные конспекты и черновики ждали своего часа в архиве Пушкинского дома и впервые были опубликованы только в 1991-м году, скромным по тем временам тиражом, в научном сборнике.

Отметим, что Булгаков повествует об истории России, конечно, без усложнённых рассуждений. Он понимал, что пишет для третьеклассников и четвероклассников. В наше время, увы, школьники несколько позже начинают знакомство с историей Отечества, а в 1934 году требовалась основательная учебная книга. И Булгаков достаточно подробно пишет даже о второстепенных материях.

В своих исторических построениях Булгаков блистательно логичен. Он выстраивает фразу и аранжирует мысль так, чтобы школьник мог легко осознать, запомнить, а при случае и пересказать этот насыщенный фактами и мыслями текст.

Вот, например, далеко не ключевой эпизод истории Российской империи: «Правительницей стала при малолетнем Иоанне Анна Леопольдовна. Она обнаружила не только полную неспособность к управлению, но и нежелание заниматься государственными делами. Она предпочитала проводить все время за карточной игрой. Короткое время правления Анны Леопольдовны стало временем интриг, борьбы за власть у трона, попытками вельмож свалить ставшего первым в империи Миниха». Никакой особенной премудрости здесь нет, но читатель такого учебника к одиннадцати годам становился эрудированным человеком. Задача Булгакова – пересказать как можно больше фактов в непринуждённой, хотя и немного назидательной манере. Булгаков уделяет немало внимания просветительской деятельности Николая Новикова и Александра Радищева – первых борцов с крепостной системой. Он вообще намеревался насытить свой учебник биографическими очерками, посвященными ярким историческим деятелям разных эпох. Ведь история – это, прежде всего, люди, их судьбы. К тому же, переплетения биографий – это всегда занимательно. Даже, если ограничиться развёрнутыми статьями в энциклопедическом духе. А Булгаков в любом жанре стремился удержать внимание читателя. Будь то газетная аудитория или школьный класс.