Разделяй и властвуй. Записки триумфатора - Гай Юлий Цезарь

Он слышал, что Фарнак не очистил Понта, да и не думал очистить, так как чрезвычайно возгордился от удачного сражения с Домицием Кальвином. Побывав почти во всех более значительных городах, Цезарь определил людям, оказавшим ему услуги, награды от имени государства и от себя лично, произвел расследования и вынес приговоры по прежним местным тяжбам; соседним с провинцией царям, тиранам и династам, которые все поспешили к нему, он обещал свое покровительство, возложив на них обязанность охранять и защищать провинцию, и они простились с ним, полные дружественных к нему и к римскому народу чувств.

66

Проведя несколько дней в этой провинции, он поручил власть над ней и над легионом своему другу и родственнику Сексту Цезарю[303], а сам с тем же флотом, с каким прибыл, отправился в Киликию. Представителей всех общин этой провинции он вызвал вТаре, самый известный и могущественный город во всей Киликии. Устроив там все дела провинции и соседних общин и желая поскорее выступить в поход, он не стал там задерживаться, но двинулся ускоренным маршем через Каппадокию и после двухдневной остановки в Мазаке достиг Коман с их древнейшим и самым священным во всей Каппадокии храмом Беллоны. Он столь свято почитается, что жрец этой богини по своему высокому сану, власти и влиянию в глазах этого народа занимает второе место вслед за царем.

Этот сан Цезарь присудил знатнейшему вифинцу из каппадокийского царского рода, Ликомеду, возобновившему на него притязания с бесспорным правом, которое долгое время не могло быть осуществлено вследствие несчастия его предков и перемены династии. Брату Ариобарзана Ариарату (оба они оказали отличные услуги Римскому государству) он уступил часть Малой Армении, но подчинил его Ариобарзану, чтобы Ариарат не соблазнялся мыслью получить это царство в наследство и в качестве престолонаследника не устрашал бы Ариобарзана. Затем он продолжал свой поход с той же быстротой.

67

Когда он подошел ближе к Понту и к границам Галлогреции, к нему прибыл, бывший в то время тетрархом почти всей Галлогреции. Как доказывали остальные тетрархи, он, собственно, не имел на это права ни по законам, ни по традиции, но зато был бесспорным царем Малой Армении, так как получил этот титул от римского сената. Он явился без знаков царского сана и в одежде не только частного человека, но даже подсудимого – с покорной просьбой помиловать его за то, что, находясь в такой части света, в которой никогда не было Цезаревых гарнизонов, он был в лагере Гн. Помпея под давлением римских войск и их начальников: конечно, не его дело было выступать судьей в спорах, возникших в римском народе, но он должен был повиноваться наличным властям.

68

Цезарь, наоборот, сослался на свои многочисленные услуги, которые он оказывал Дейотару в свое консульство[304] в виде государственных постановлений, и изобличил неосновательность его защиты: он не может допустить ссылки с его стороны на незнание, так как человек, столь умный и осторожный, мог бы знать, кто владеет Римом и Италией, где сенат и народ римский, где республика, кто, наконец, консул после Л. Лентула и Г. Марцелла[305], однако, ввиду прежних своих благодеяний, ввиду старого гостеприимства и дружбы, высокого сана и почтенного возраста Дейотара, наконец, ввиду просьбы многочисленных его гостеприимцев, спешно съехавшихся сюда для ходатайства о его помиловании, он его прощает. Споры между тетрархами он обещал разобрать потом, аДейотару вернул его царскую одежду. Но по-римски вооруженный иобученный легион, который был образован Дейотаром из местных жителей, а также всю конницу он приказал привести для участия в войне.

69

Цезарь прибыл в Понт и собрал все войска в одно место. Но они были и по своей численности, и по боевой опытности весьма посредственными, за исключением одного 6-го легиона из ветеранов, привезенного им из Александрии. Но и этот легион после долгих трудов и опасностей потерял много солдат в трудных походах и плаваниях, а также в частых сражениях и так уменьшился в своем составе, что в нем оставалось менее тысячи человек. Из остальных трех легионов один был от Дейотара, а два участвовали в упомянутом нами сражении Гн. Домиция с Фарнаком. В это время к Цезарю прибыли послы от Фарнака и прежде всего просили о том, чтобы его приход не имел враждебного характера: Фарнак готов исполнить все его требования. Особенно они ссылались на то, что Фарнак всегда отказывал Помпею в посылке вспомогательных войск против Цезаря, между тем как Дейотар, который их посылал, все-таки оправдался.

70

Цезарь отвечал, что проявит полное беспристрастие по отношению к Фарнаку, если Фарнак действительно намерен исполнить свои обещания. Но он предупредил послов в обычных мягких выражениях, чтобы они не ссылались на Дейотара и не слишком хвастались тем, что не посылали помощи Помпею. Прощение молящих о помиловании доставляет ему самое большое удовольствие, и все-таки даже тем, которые оказались по отношению к нему услужливыми, он не может простить обид, публично нанесенных провинциям.

Мало того, та самая услуга, на которую они ссылаются, принесла больше пользы Фарнаку, который этим обезопасил себя от поражения, чем ему, которому даровали победу бессмертные боги. Великие и тяжкие насилия над римскими гражданами, торговавшими в Понте, он не в состоянии сделать несуществующими и потому прощает их Фарнаку, ибо он не может вернуть жизнь убитым и способность к деторождению кастрированным – казнь, которая для римских граждан была тяжелее смерти. Но зато Фарнак должен немедленно очистить Понт, отпустить челядь откупщиков и возвратить римским союзникам и гражданам все, что еще осталось в его руках. Если он сделает это теперь же, то тогда пусть и присылает ему дары и подарки, которые полководцы после удачных сражений привыкли получать от своих друзей. Дело в том, что Фарнак прислал ему золотой венок. С таким ответом он отпустил послов.

71

Но Фарнак видел, что Цезарь всячески спешит отсюда и что для него важно как можно скорее и благовиднее отправиться по делам более неотложным: всем было хорошо известно, что весьма многие дела отзывали Цезаря в Рим. Поэтому он давал самые широкие обещания, в надежде, что Цезарь поверит им даже охотнее, чем позволяют обстоятельства. Сверх того, он стал действовать медленнее, заводил новые переговоры и вообще старался обмануть Цезаря. Но Цезарь понимал, что он хитрит, и по необходимости предпринял теперь то, что при других обстоятельствах делал по природной склонности, – именно неожиданно для всех поспешил дать сражение.

72