Московское метро. От первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько удалось таким образом изменить сознание рабочих и сплотить их в единый коллектив — вопрос, для ответа на который в источниках недостает собственных высказываний метростроевцев. Однозначно можно констатировать, что формы совместного проведения досуга способствовали складыванию у рабочих группового осознания себя как «нас», т. е. как «метростроевцев»[209]. Те метростроевцы, чья особенно интенсивная связь со стройкой проступает в интервью или дневниках, кто свидетельствовал, что все свое свободное время проводит на стройке, объясняли, правда, этот факт не столько культурными или спортивными акциями, сколько личными контактами, «жизнью» на стройке или в комитете комсомола и скучной обстановкой дома в бараке. На походы в театр или кино у них совсем не было времени. С уверенностью можно сказать, что у беспартийных рабочих дело обстояло иначе, поскольку они не обнаруживали склонности просиживать на собраниях или стараться после окончания смены отработать еще одну ради выполнения плана, а были рады любой возможности сбежать из скучного барака.
В-третьих, массово-политические мероприятия — по аналогии с организацией «Сила через радость» («Kraft durch Freude») и подобными популярными объединениями нацистской Германии — несли в себе важную компенсаторную функцию. Они возмещали те лишения, которые рабочий нес из-за тяжелой работы и примитивных условий жизни. Если рабочую силу намереваются использовать не на короткое время, но с более отдаленной перспективой и в расчете на повышение производительности труда, тогда следует позаботиться о восстановлении сил рабочего в форме отдыха, а также с помощью духовных и спортивных компенсаторов. Защита труда и медицинское обслуживание должны рассматриваться в этом же целеполагающем контексте как средства поддержания производительности рабочих. Помимо этой относительно узкой цели организованные формы досуга на фоне господствующего в стране чрезвычайного положения, атмосферы мобилизации и страха перед преследованием образовывали некие острова временного возвращения к мнимой нормальности, где можно было забыть о чудовищной повседневности. В этой связи следует упомянуть созданные в СССР в те же годы «парки культуры и отдыха», которые наряду с другими функциями, такими как проведение частых и роскошно инсценированных общественных праздников и сознательное содействие культуре общения, также имели компенсаторный характер, имитируя нормальную жизнь.
«Во всей борьбе и дни и ночи,
Давая мужества пример,
Нас вел товарищ Каганович,
Наш первый друг и инженер»
Основными понятиями руководства советских предприятий в 1930-е гг. были «хозрасчет» и «единоначалие». Единоначалие было провозглашено уже в начале 1920-х гг. Правда, в период нэпа был введен тип коллегиального руководства («треугольник») в составе директора предприятия, секретаря партийной организации и профсоюзного лидера, причем по силе влияния профсоюз явно уступал администрации и партии, а с 1929 г. еще более утратил свое значение.
С переходом к форсированной индустриализации и в связи с кампанией борьбы против вредителей, ставшей следствием «шахтинского дела»[211], в 1928-1929 гг. наметился кризис в руководстве производством. С одной стороны, партийные секретари все больше вмешивались в сферу администрации. С другой стороны, назначенные в массовом порядке «красные директора» из-за недостатка профессиональных знаний фактически превратились в довесок своих номинальных подчиненных, а именно технических директоров и главных инженеров.
ЦК ВКП(б) отреагировал на кризис постановлением от 5 сентября 1929 г., в котором потребовал осуществления принципа единоначалия. В постановлении подвергалось критике недостаточное распределение компетенции в «треугольниках», но более значимым было другое: отныне руководство предприятия обязано было сосредоточить в своих руках все экономическое управление, но принимая во внимание инициативу рабочих. Парткомы должны были проводить в жизнь общие директивы партии, но при этом не вмешиваться в конкретные распоряжения администрации. Профкомы обязывались дать толчок рабочей инициативе и заботиться о реализации технико-производственных улучшений и внесении рационализаторских предложений, однако не вторгаясь в то же время в компетенцию руководства предприятием.
«Треугольники» в итоге были сохранены, и единоначалие на практике реализовывалось противоречиво. Правда, был устранен дуализм «красных» и технических директоров и тем самым утверждено преобладание «красных» директоров над «буржуазными» специалистами. Однако отношения между директором и секретарем парткома складывались непросто. Многие руководители ввиду нехватки профессиональной квалификации не полностью использовали свои права и стремились разделить ответственность за принятые решения с другими членами «треугольника». Другие объявили себя диктаторами на своих заводах. Там, где директор проявлял неспособность осуществить единоначалие, секретарь парткома нередко пытался взять на себя его функции. На XVII съезде партии в 1934 г. Сталин подверг критике как тип беспомощного директора, так и самовластного «вельможи», которого не волнуют решения партии.
Постановление о единоначалии ничего не изменило в обычной практике, когда партия, а также и другие органы, такие как ОГПУ или Рабкрин, массированно вмешивались в хозяйственное руководство на всех уровнях, с самого верха до отдельного предприятия. Для партийных секретарей выполнение своей задачи было сродни хождению по лезвию бритвы между обвинениями в пассивности или во вмешательстве в оперативную работу администрации.
Конфликты и перераспределение функций в «треугольниках» касались не только центрального руководства предприятием, но воспроизводились на нижних уровнях, в отделах, или — как на Метрострое — на шахтах и дистанциях. И там начальники отделов, дистанций или шахт противостояли партийным секретарям и председателям профкомов. Не предусмотренным в «треугольнике», но на практике еще более влиятельным, чем профсоюзный лидер, был на Метрострое секретарь комсомольской организации.
На начальной стадии строительства партийная организация Метростроя не пользовалась влиянием, а Ротерт как директор имел столь широкие полномочия, предоставленные ему Моссоветом и Московским комитетом партии, что мог руководить стройкой вполне независимо. Структурно он создал Метрострой по образцу Днепростроя. Осенью 1931 г. по его инициативе был организован ряд отделов, из которых постепенно сформировался центральный аппарат. С началом строительных работ в декабре 1931 г. он разделил трассу, как то обычно делалось на железной дороге, на несколько участков. Первыми стали четыре участка между Дворцом Советов и Сокольниками, в январе 1932 г. к ним добавились участки между Дворцом Советов и Крымской пл., а также на Арбате. Каждым участком руководил один начальник, участок в свою очередь состоял из нескольких дистанций[212], руководители которых находились в подчинении начальника участка. Дистанции делились на отдельные объекты или группы, из которых после перехода к закрытому способу строительства возникли шахты. Для возведения барачных поселений, депо, мастерских и других вспомогательных объектов была создана контора промышленного и гражданского строительства.