Сад утрат и надежд - Хэрриет Эванс

– Она и правда странная. Но папа тоже странный. Думаю, что им хорошо вместе.

– О, почему? – удивилась Джульет.

– Они оба убеждены, что против них устроен заговор. Что всем остальным лучше, чем им. – Она пожала плечами: – Что у всех больше денег и все такое. Она развелась с мужем и оказалась без прежних денег, а она любит деньги. Папа тоже. Она говорит, что ты их много получила. Ты поэтому развелась с папой?

– Вроде того. Я расскажу тебе об этом по дороге. – Они улыбнулись друг другу, и Джульет повернулась к Зейне: – Слушай, я…

– Не надо, – сказала Зейна. – Езжайте. Я люблю тебя и скучаю по тебе. Мы будем на связи по поводу всех этих дел. Передай Сэму мои уточнения. – Она прижала Джульет к себе. – И передай ему свои.

– Ма, давай послушаем твою АВВА? – попросила Би, когда они сели в машину.

– А что, конечно, – сказала Джульет, скрывая свой шок. – Давай начнем с «Супер-Трупер» – гениальная песня.

– Да, ма. – Би неловко потерлась своей шелковой головой о руку матери и снова выпрямилась, то ли хмурясь, то ли улыбаясь.

– Так что, ты считаешь, что я в чем-то права?

– Да. Ты права во многом.

Джульет взглянула в последний раз на дом Мэтта и тронула машину с места, помахав Зейне.

– Поехали домой, доченька.

Прошла неделя, начался июль. В субботу Джульет устроила праздник в честь возвращения Санди из больницы. Когда ушли последние гости – Толли с Уолбрукской фермы, которые принесли к столу домашний свиной паштет, замороженные сосиски и два готовых блюда. «Мы не хотели обременять вас, мальчик дома, и у вас прибавилось хлопот, так что несколько лишних блюд вам не помешают в такой день…» – сказала Дебс Толли, выгрузив припасы в маленькой кухне, – Джульет остановилась у подножия лестницы и прислушалась, как там Санди. Всего семь вечера, но он уже крепко заснул, обессилев от восторга, ведь он вернулся домой. Он съел слишком много сладкого и несколько секунд попрыгал на диванных подушках, но у него тут же закружилась голова, и он стал белее простыни. Джульет старалась не пугаться раньше времени, уговаривая себя, что это результат его прыжков, а не что-то другое. Она отвела его в столовую и строго предупредила, погрозив пальцем, что если он будет снова так прыгать, пока еще не поправился до конца, то ему придется снова поехать в больницу.

– В общем, я говорю тебе серьезно, – добавила она, ужасаясь и в то же время даже радуясь тревоге, появившейся на его личике. – Тебе очень повезло, что ты поправляешься. Но если ты сейчас снова упадешь и ударишься, я ужасно рассержусь на тебя.

– Нет! Ты будешь приезжать ко мне в больницу и опять дарить мне подарки, – ответил Санди, скрестив руки, потом вышел из столовой и закричал: – Айла!

Ты где?

– Он стал гораздо лучше говорить, – сухо заметила Онор, наливая себе вина.

Джульет посмотрела, как он спал на своей новой кровати. Вся семья Свинки Пеппы выстроилась у стенки вместе с новой книжкой «Тигр, который заглянул на чай» и экскаватором, подарком Мэтта. Она переборола в себе желание остаться рядом с сыном, проверить его дыхание, температуру в комнате, поправить ему голову… с огромным усилием воли она заставила себя уйти, спустилась в свой кабинет и чуточку поплакала. Ведь Санди был еще таким маленьким и беззащитным.

В коридор вышла Онор, допивая вино.

– Я пойду, – сказала она и поставила бокал на столик в холле. Взбила себе волосы перед зеркалом и повязала шарф на шею. – Ой, кстати. Сегодня к вечеру к тебе заглянет мой садовник. Помнишь, я говорила об этом? Ничего? – Джульет непонимающе посмотрела на нее. – Я рассказала ему про твой сад. Он хочет посмотреть, что он может тут сделать.

Конечно, Джульет не помнила об этом, как и о многом другом за последние месяцы. Но она кивнула:

– Замечательно. Спасибо тебе за хлопоты.

Онор засмеялась и обняла ее. Джульет поцеловала ее и в который раз ощутила ее гладкую кожу и памятный с детства запах духов.

– Я так рада, что ты здесь. Все вы, – сказала Онор. – Сейчас меня подвезет домой Джордж. Я слишком много выпила и оставлю тут машину.

Джульет открыла французское окно и с удовольствием набрала в легкие свежий вечерний воздух. Послышался шум отъезжавшего автомобиля Джорджа.

На ее столе лежала фотография «Сада утрат и надежд», снятая с высоким разрешением, и бумага от Сэма, подтверждающая сделку с галереей «Тейт». Они ждали ее, когда она вернулась из Лондона. Сэм завез их, но не остался.

По ее просьбе картина вернется в дом на один вечер, после чего ее увезут в «Тейт» на открытие выставки. Джульет поставит ее на террасу перед французскими окнами, над многоцветковыми розами и недавно посаженными Онор наперстянками. Она в последний раз посмотрит на картину в ее изначальном, правильном окружении и расстанется с ней навсегда. В конце концов, ведь картина жила рядом с ней все эти годы.

Что сказала бы Грэнди обо всем этом? Отсутствие ее огромной личности казалось особенно заметным сегодня, пусть даже лишь одной Джульет.

Когда она навещала Грэнди в больнице, куда ее увезли с инсультом, арт-терапевт принесла ламинированные репродукции картин и обошла с ними палату, показывая пациентам; те встретили их раздраженно или с полным безразличием.

Джульет приезжала каждый день в Уолбрук и сидела возле бабушки, потея, потому что все еще кормила грудью Би, и ей было жарко в зимней одежде. Сиделки не жаловали Грэнди, это было очевидно, – грузную, тяжелую, ее было трудно ворочать, она слишком много стонала, а с ее лица и изо рта так текло, словно ее слишком долго держали на солнце и она стала таять. Она не давала спать другим пациентам и, казалось, совсем не узнавала Джульет, не замечала ее или глядела мимо.

Арт-терапевт, маленькая, кроткая девушка, моложе Джульет, подошла к койке Грэнди.

– Вот, посмотрите на картины, Стелла! – сказала она задорным тоном. – Посмотрите, хорошо? Вот «Подсолнухи» Ван Гога. Глядите, какой яркий желтый цвет, радостный, правда? Вот Дэвид Хокни, это его родители. Обратите внимание, как изображены руки матери. Старые и узловатые. А вот какая красивая картина. Это Эдвард Хорнер. «Соловей в клетке». Видите заводную птицу у нее в руке? А де… Ой. Что такое?..

Потому что Грэнди заворочалась, издавая дикие, хриплые стоны; на безжизненном лице вращались выпученные глаза.

– Ей понравилась эта картина, – неуверенно сказала арт-терапевт. Джульет с тревогой смотрела на бабушку.