Церковные Соборы в позднеантичной Италии (с хрестоматией) - Андрей Юрьевич Митрофанов

положения, высказанные Симмахом и при этом мало чем отличавшиеся по смыслу от упомянутого закона Одоакра, но при этом осудил и упразднил сам закон, а также продемонстрировал нелегитимность угроз церковного и светского наказания, изданных светским правителем в отношение епископов или клириков. Данный факт, безусловно, является свидетельством того, что синод, вроде бы критикуя давно убитого Одоакра – который был смертельным врагом Теодориха, – реально демонстрировал остготскому королю сохраняющуюся правовую автономность апостольского престола от равеннского двора, несмотря на лаврентиевскую схизму и его каноническую независимость, и, вместе с тем, еще раз признавая Симмаха законным епископом Рима.

После окончания «победного» синода четырехлетнее противостояние завершилось. Аббат Л. Дюшен в комментариях на «Liber Pontificalis» отмечает факт посольства в Равенну александрийского диакона Диоскора с прошением «приструнить» сенатора Феста – главного противника Симмаха[891]. Король Теодорих, обеспокоенный длящейся смутой, в этот период желал любыми средствами прекратить ее; как бы не был выгоден для него как арианина раскол в Кафолической Церкви города Рима, однако обстоятельства складывались теперь уже таким образом, что продолжение раскола и отсутствие мира в Римской Церкви стимулировали Константинопольского и Александрийского патриархов, а вместе с ними и Восточно-Римского императора Анастасия вмешиваться во внутренние дела остготской Италии, чего Теодорих, опасавшийся за свою самостоятельность, допускать не желал.

По этой причине папа Симмах 18 сентября 506 г. смог анафематствовать Лаврентия и Петра Альтинского, который не проявил должной преданности папе на Римском синоде 23 октября 502 г., причем Альтинское епископство было отнято из юрисдикции Аквилейского епископа. Аббат Л. Дюшен, комментируя данную ситуацию, приводит отдельную показательную фразу диакона Иоанна, гласящую: «Consentiens quae ueneranda synodus iudicauit atque constituit, anathematizans Petrum Altinatem et Laurentium Romanae Ecclesiae peruasorem et schismaticum»[892]

(«Соглашаясь с тем, что достопочтенный синод рассудил, а также установил, анафематствуя Петра Альтинского и Лаврентия, захватчика Римской Церкви и схизматика»). Данная анафема предполагала амнистию сторонникам Лаврентия, неповинным в крови клириков, верных Симмаху.

Кровавая лаврентиевская схизма завершилась победой Симмаха. Трудно говорить о том, что римская каноническая система извлекла серьезные уроки из этой смуты. Скорее лаврентиевская схизма является одной из первых весточек тех смутных этапов истории, в которых на протяжении всего раннего Средневековья будет периодически утопать Римская кафедра. Произойдет это потому, что после падения централизованной римской императорской власти и целостной римской юридической системы, в рамках «Codex Theodosianus» обеспечивавших известное политическое равновесие в Риме, престолу св. Петра пришлось возвышаться одинокой скалой среди пучины сенаторских и плебейских войн внутри Рима и интриг различных представителей, как правило, варварской светской власти извне. Каноническая правовая система Римской Церкви, разработанная в условиях существования имперского Римского юридического порядка, не сможет в течение долгого времени, вплоть до Римских епископов Адриана и Николая I в VIII–IX вв., адекватно отвечать реалиям раннесредневековых смут.

Только в клюнийскую эпоху на Латеранском Соборе 1059 г. при папе Николае II в рамках новой кодификации канонического права станет возможным осуществить формальное закрепление принципа самодостаточности церковных институтов при избрании Римского епископа. Вместе с тем, в условиях лаврентиевской схизмы римский клир, даже раздираемый войной, не ведал иного средства излечения недуга церковной смуты, кроме Соборности, и именно Соборное движение периода лаврентиевской схизмы явилось тем надежным фарватером, двигаясь по которому Римской Церкви удалось избежать крушения.

Завершившая лаврентиевскую схизму победа папы Симмаха, несомненно, знаменовала собой также начало качественно нового этапа в становлении церковной власти Римских епископов, независимой от государственного аппарата, символом которой станут такие архиереи последующих двух столетий как свв. Григорий Великий и Мартин.

Заключение. Церковно-историческое значение италийских Соборов IV–V вв.

Церковно-историческое значение италийских Соборов IV–V вв. сложно переоценить. В результате почти двухвековой Соборной деятельности в Италии к эпохе остготского владычества сложилась мощная традиция регулярного проведения совместных совещаний епископов, благодаря которым практически все епископы италийских диоцезов в той или иной степени знали друг друга и находились под влиянием опыта прославленных деятелей церковной истории IV–V вв., определявших как богословскую культуру Италии, так и церковную дисциплину, являясь, одновременно, крупнейшими политическими деятелями. Именно в это время впервые определились пути будущего исторического развития трех основных церковных регионов Италии: центральной части Апеннинского полуострова – Умбрии, Тусции, Лация, Самнии и Сабинии, объединенных под властью паллия (омофора) Римского епископа, выступавшего в качестве примаса Италии и патриарха Запада; северной паданской Италии – Эмилии, Венетии и Лигурии во главе с Медиоланом, а затем Равенной, ставших своеобразным промежуточным звеном между Римской кафедрой и галльскими диоцезами; а также южной Италии – Кампании, Апулии, Лукании, Калабрии и островов, в наименьшей степени задействованных в Соборной истории IV–V вв., однако прославившихся отдельными знаменательными и неоднозначными деятелями церковной истории, такими как Люцифер Калаританский, Винцентий Капуанский и Грециан Калийский. Все эти регионы будут иметь для истории Западной Церкви определяющее значение на протяжении всего Средневековья.

Как уже отчасти отмечалось во «Введении» к настоящему исследованию, Соборная история италийских диоцезов IV–V вв. ставит перед исследователем ряд проблем, от разрешения которых в будущем зависит понимание самой сути церковной истории. Предпринятое рассмотрение Соборной истории Италии указанного периода позволяет еще раз сформулировать основные вопросы, с которыми по-своему сталкивается каждый церковный историк, а также предложить наиболее адекватные ответы на них, выраженные как можно более сжато.

Во-первых, многообразие источников – протоколов, актов, постановлений, декретов, синодальных рескриптов – заставляет задуматься, чем же являлись италийские Соборы IV–V вв. для современников? Были ли они только церковными судами, каноническими органами административного управления, богословскими комиссиями, главным делом которых было формулирование догматов христианского вероучения, или же возможно говорить о них, как об общественных форумах, вовлекавших в свою деятельность представителей самых разных, в том числе и чисто светских общественных групп позднеримского государства, и тем самым трактовать их социальное влияние более широко? Кроме того, интенсивность Соборного движения в Италии периода IV–V вв. не может не вызвать вопрос относительно того политического и общественного значения, которое Соборное движение имело как для последующего развития Римской церковной организации, так и для дальнейшей эволюции италийского общества, приведшей после столетий остготского, византийского, лангобардского и, наконец, франкского владычества к формированию итальянской нации, а также специфической городской общественной культуры, ставшей столь знаковой уже в эпоху высокого Средневековья.

Во-вторых, разнообразие проблематики, разбиравшейся на Соборных заседаниях, а также значительная степень вариативности синодальной процедуры ставят проблему типологизации италийских Соборов указанного периода. Возможно ли как-то классифицировать италийские Соборы подобно тому, как классифицировал галльские Соборы современный московский исследователь С. С. Солодовников?

В-третьих, чрезвычайно драматическое развитие событий, нередко приводившее к конфликтам, аресту участников заседаний и, в некоторых случаях, как на Римском синоде 23 октября 502 года, к вооруженным столкновениям, вынуждает задуматься относительно возможного моделирования основных принципов, по которым строилась