Память льда. Том 1 - Стивен Эриксон

Рассеянный солнечный свет и отблески факелов очертили долблёные челны и замотанные в ткань трупы. Работники открыли всю камеру, для этого пришлось разобрать бо́льшую часть пола Пленника – только в центре осталась одинокая гранитная колонна с круглым навершием. И открылись корабли – разбитые, раскиданные, будто улов некоего древнего урагана.

Хетан стояла на коленях, склонив голову, у самого первого челна. Уже некоторое время она не двигалась.

Итковиан спустился вниз, чтобы лично осмотреть останки, и теперь осторожно бродил по подземной камере. За ним бесшумно следовал Кафал. Внимание Кованого щита привлекла резьба на носах кораблей, всюду разная, но в изображениях был заметен общий мотив – сцены битв на море, легко узнаваемые баргасты в своих низких долблёных челнах бьются с врагами, что сидят на высокобортных кораблях, – с высокими, гибкими созданиями, наделёнными угловатыми чертами лица и большими миндалевидными глазами.

Когда Итковиан присел, чтобы получше рассмотреть одну из таких битв, Кафал позади прошептал:

– Т’истен’ур.

Кованый щит оглянулся.

– Сударь?

– Враги наших Духов-Основателей. Т’истен’ур, Серокожие. В старейших легендах это демоны, которые отрубают головы, но сохраняют жертвам жизнь… головы никогда не спят, тела неустанно трудятся. Т’истен’ур: демоны-что-живут-в-тенях. Духи-Основатели бились с ними в Голубых пустошах… – Кафал замолчал, по его лбу пробежали морщины, затем продолжил: – Голубые пустоши. Мы не знали, что это за место. Поплечники считали, что это – наша Родина. Но теперь… это ведь было море, океан.

– Истинная Родина баргастов.

– Да. Духи-Основатели изгнали Т’истен’ур с Голубых пустошей, сбросили демонов обратно в их нижний мир, в Лес Теней, который, говорят, лежит далеко на юго-востоке…

– Может, это иной континент?

– Может быть.

– Вы узнаёте истину, скрытую в ваших древнейших сказаниях, Кафал. У меня на родине, в Элингарте, далеко к югу отсюда, тоже есть легенды о далёком континенте, который якобы находится в указанном вами направлении. На этом материке якобы растут гигантские ели и пихты – первозданный лес, корни которого укрывает вечная тень, а населяют его смертоносные призраки… – Итковиан помолчал, затем продолжил, вновь разглядывая резьбу: – Как Кованый щит, я книжник в той же мере, что и воин. Т’истен’ур – у этого имени любопытный отзвук. Тисте анди, Живущие во Тьме. И куда реже упоминают, да и то боязливым шёпотом, их родичей из тени – тисте эдур. Серокожие, как считается. Вымершие – и хорошо, что так, ибо это название связано со смертным ужасом. Т’истен’ур – первый твёрдый приступ означает прошедшее время, да? Тланы, а ныне т’ланы – это указывает на родство вашего языка с наречием имассов. Близкое родство. Скажите, вы понимаете по-морантски?

Кафал хмыкнул.

– Моранты говорят на языке баргастских поплечников – святом наречии – языке, который вырос из бездны тьмы, откуда впервые вышли все мысли и слова. Моранты претендуют на родство с баргастами – называют нас своими Павшими Родичами. Но это они пали, а не мы. Они нашли себе тенистый лес для жизни. Они стали использовать алхимию Т’истен’ур. Они заключили мир с демонами давным-давно, обменивались тайнами, прежде чем ушли в свои горные крепости и скрыли навеки лица под масками насекомых. Не спрашивай меня о морантах, волк. Они пали и не раскаялись. Довольно.

– Хорошо, Кафал. – Итковиан медленно выпрямился. – Но прошлое отказывается почивать в могиле – как вы сами видите здесь и сейчас. Прошлое скрывает также и неприкаянные истины – равно горестные и радостные. Если вы уже начали их познавать… сударь, пути назад нет.

– Я обрёл это понимание, – прорычал воин-баргаст. – Как и предупреждал нас отец: в успехе мы отыщем семена отчаяния.

– Хотел бы я когда-нибудь познакомиться с Хумброллом Тором, – прошептал Итковиан.

– Мой отец может, сжав в объятьях взрослого мужчину, раздавить ему грудную клетку. Может сражаться с крюк-мечами в каждой руке и убить десять воинов за несколько ударов сердца. Но больше всего пугает кланы ум военного вождя. Из всех десяти детей Хетан более всех подобна ему в хитрости.

– Она производит впечатление особы весьма прямолинейной.

Кафал снова хмыкнул.

– Как и наш отец. Предупреждаю тебя, Кованый щит, она направила на тебя копьё и посмотрела поверх него. Ты не сбежишь. Она тебя завалит на ложе вопреки всем твоим обетам, а потом ты будешь принадлежать ей.

– Вы ошибаетесь, Кафал.

Баргаст оскалил подпиленные зубы и промолчал.

Ты тоже не лишён хитрости отца, Кафал: ты ловко перевёл разговор с древних тайн баргастов, бесстыдно напустившись на мою честь.

В дюжине шагов от них Хетан поднялась и обратилась к кольцу жрецов и жриц, которые окружили провал в полу:

– Можете вернуть на место каменные плиты. Извлечение останков Духов-Основателей следует отложить…

Рат’Престол Тени фыркнул:

– До каких пор? Пока паннионцы не разрушат город до основания? Почему не призвать твоего отца со всеми кланами баргастов? Пусть снимет осаду, а тогда вы с роднёй сможете перевезти эти кости куда пожелаете, с миром и нашим благословением!

– Нет. Сражайтесь сами на собственной войне.

– Паннионцы сожрут вас, когда нас не станет! – взвизгнул Рат’Престол Тени. – Идиоты! Ты, отец твой! Кланы ваши! Все – идиоты!

Хетан ухмыльнулась.

– Я вижу на лике твоего бога панику?

Жрец вдруг сгорбился, проскрежетал:

– Престол Тени никогда не паникует.

– Значит, это смертный человек под маской, – торжествующе закончила Хетан.

Рат’Престол Тени зашипел, резко развернулся и бросился вон из зала, протолкавшись через толпу собратьев и громко топая сандалиями по остаткам пола.

Хетан выбралась наверх.

– Я закончила. Кафал! Возвращаемся в цитадель!

Брухалиан протянул руку, чтобы помочь Итковиану подняться из ямы, а когда Кованый щит выпрямился, Смертный меч подтянул его поближе к себе.

– Сопроводите этих двоих, – прошептал он. – Они что-то задумали, чтобы вывезти…

– Возможно, – перебил Итковиан, – но сказать по правде, сударь, я не понимаю как.

– Так подумайте над этим, сударь, – приказал Брухалиан.

– Подумаю.

– Все средства хороши, Кованый щит.

По-прежнему стоя вплотную, Итковиан посмотрел прямо в тёмные глаза Брухалиана.

– Сударь, мои обеты…

– Я – Смертный меч Фэнера, сударь. Этого знания требую не я, а сам Вепрь. Кованый щит, это требование, рождённое страхом. Наш бог, сударь, перепуган. Вы понимаете?

– Нет! – отрезал Итковиан. – Не понимаю. Но приказ ваш услышал, сударь. Да будет так.