Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари

случившимся между нами, и покачала головой. Ласково потерлась о его щеку своей, прижалась к его мерно вздымающейся груди и тихонько вздохнула.

Стояла глубокая ночь, но мы так и не попытались заснуть. Я расслабленно водила кончиками пальцев по телу Николаса, на ощупь выискивая следы его прошлого.

– А этот откуда?

Лениво проследив за моим взглядом, Николас посмотрел на очередной длинный шрам, который на этот раз тянулся по бицепсу, и хмыкнул.

– Распорол руку о ветку во время зимних испытаний.

– Зимних испытаний? – переспросила я с широко распахнутыми глазами.

Ник вернул руку мне на плечи и прищурился, глядя в потолок. Он развалился так свободно, что занимал больше половины кровати, и своим умиротворенным выражением лица и легкой улыбкой сейчас напоминал довольного, сытого кота. Я не могла перестать любоваться им, завороженная глубоким тихим голосом.

– Зимой кланам всегда не хватает поводов для веселья, и мы с Шэлдо давно храним традицию зимних состязаний. Парней, которым уже исполнилось восемнадцать, отправляют в лес по заранее подготовленному маршруту, где они соревнуются в силе, выносливости и ловкости. Почти никто не возвращается без травм, но из-за азарта и усталости ты их и не замечаешь, пока не доберешься до конца. – Он покосился на меня, и его губы медленно растянулись в широкой, самодовольной ухмылке. – В тот день я пришел первым. Правда, Фабиан отстал на пару шагов.

– Как неожиданно, – иронично протянула я и вздохнула. – Как бы я хотела посмотреть на эти испытания. И не только…

– Тебе ведь уже больше восемнадцати? – напрягся Николас.

– Нет, – невинно захлопала я глазами.

Он привстал на локте, посерьезнел.

– Даже не думай. – Я молча смотрела на него в ответ. – Это очень опасно. – Пожала плечами. – Соревнуются только мужчины, – Ник продолжал взывать к моему разуму. Он явно очень жалел, что рассказал мне об этом.

Мне хотелось разгладить морщинку на его лбу, которая появлялась каждый раз, когда Ник сердился.

– Мне было восемнадцать этой зимой, – смеясь, отмахнулась я.

Николас разом расслабился и с укором посмотрел на меня, а затем выдохнул через нос и вновь откинулся на подушки.

– А… тебе? – осторожно спросила я.

– Есть ли мне восемнадцать? – Ник весело приподнял бровь.

Я легонько стукнула его.

– Сколько тебе лет!

– Ты меня уже всего искалечила, – пожаловался он, указывая пальцем на красный след от укуса на своем плече, и в полной мере насладился видом моего порозовевшего от стыда лица. – Угадай.

Я не сразу сообразила, что он вернулся к моему вопросу. Он удобно разместился на боку и смотрел на меня с насмешливым ожиданием.

– Двадцать восемь, – выпалила я первое, что пришло в голову, и Ник одарил меня взглядом, полным упрека. – Тридцать? – предположила робко, на этот раз пробежавшись по нему глазами.

– Час от часу не легче, – мрачно заключил он, хотя во всем – в тоне, в хмуром выражении лица, в сдвинутых на переносице бровях – я видела притворство.

– Думала, только женщины обижаются, когда ошибаются в их возрасте, – рассмеялась я.

Снова ухмылка.

– Я не обижаюсь, дикарка, – наклонившись ко мне, прошептал он. – Но мне двадцать пять.

Николас положил ладони на мою талию, а его волосы защекотали мне лицо.

– А откуда этот? – поспешно выпалила я, дотрагиваясь до бледной выпуклой полоски на его виске. Он замер, хитро прищурился и со вздохом снова рухнул на спину. Я поморщилась, проглатывая уже готовое сорваться с языка предупреждение. Наверняка же больно.

– Напоминание о нашем первом бое с Истэком.

– Вы встречались в битве? – Я наполовину легла ему на грудь и с интересом вгляделась в лицо.

– Пару раз, – не слишком радостно кивнул он. – Небольшие стычки между кланами. До серьезного боя никогда не доходило.

Мы оба замолчали, думая об одном и том же.

– И чем… все закончилось? – попыталась отвлечь нас от мысли о завтрашнем сражении.

– Они отступили, – он пожал плечами. – Но личной победой похвастаться не могу. В тот день мы оба проиграли друг другу.

Я вдруг кое-что вспомнила и уже не сумела выкинуть это из головы. Отодвинулась под недоумевающим взглядом Ника и прикусила губы, набираясь мужества.

– Когда мы с тобой встретились, Истэк сказал… ты никогда не был с женщиной. Это ведь неправда?

– Неправда, – согласился Николас.

Я уставилась на простыни. Я предполагала, каким будет ответ, но обида с ревностью все равно всколыхнулись внутри, как бы ни пыталась их подавить. Знала, что это глупо.

– И много… – Я не хотела заканчивать вопрос, но в то же время не могла остановиться.

– Тебе не нужно знать.

– Да, конечно, – тихо отозвалась я, отстраняясь еще дальше.

Но один из нас был умнее и не планировал портить наше хрупкое единение ссорой. Николас прижал меня к своей груди и ласково потерся носом за моим ухом.

– Солнышко, я мужчина, а мы не бережем целомудрие. В этом нет повода для ревности. Знаешь, почему? – Я промолчала. Он развернул меня к себе лицом и, заглянув в глаза, серьезно сказал: – Потому что я никогда не был с женщиной, которая что-то для меня значила бы.

Я недоверчиво покосилась на его кровать. Ник рассмеялся.

– И в этой постели тоже не лежало никого, кроме меня и тебя.

«Которая что-то для меня значила бы…» Еще и его ласковое обращение… Я смягчилась и задавила, наконец, в себе эти глупые чувства. Развернувшись, я осторожно, чтобы не задеть ребра, обняла его и, почувствовала, как вздох облегчения слетает с его губ.

– Я всегда буду рядом. Пока буду нужен тебе, – тихо проговорил он, прижимая меня к себе.

Я уже вскинула голову, чтобы выпалить, что он всегда будет мне нужен, но выступившие на глазах слезы отвлекли меня.

– А теперь объясни, почему брат называет тебя Фру-Фру, – требовательно попросил Николас, и я невольно рассмеялась.

Тогда я поведала ему, как в детстве, еще когда был жив отец, мама приволокла в дом поросенка, задние ноги которого запутались в веревке. Звали животину Фру. Он верещал и кусался, а стоило нам освободить его, принялся как умалишенный носиться от нас по всему дому и сбивать все, что попадалось на пути. «Прямо как наша Фрейя!» – брякнул тогда юный Тео, и все расхохотались. С тех пор брат постоянно называл меня Фру-Фру, что долгие годы вызывало во мне гнев, но потом я перестала реагировать.

Еще некоторое время мы тихо посмеивались в объятиях друг друга. Вскоре, когда воцарилась уютная тишина, глаза незаметно закрылись, и я провалилась в короткий сон без сновидений, держась за теплую ладонь.