Тени за холмами - Антонина Крейн

— Извините! Сейчас доделаю! — испуганно прогудела я и бросилась к Ловчему.

По дороге я выхватила из складок плаща кинжал и оставшиеся две колбы с божественной кровью.

Я подбежала к Полыни и бухнулась перед ним на колени. Пустой кубок я поставила на пол так, чтоб в отражении серебра видеть Тишь: а то знаем мы этих Ходящих, передвигаются бесшумно. Но пока Архимастер не приближалась. Внимательно следила издалека.

Не менее внимательно, чем мумия "сорок семь" в противоположном углу зала, готовая, судя по упругой позе, в любой момент вмешаться. Но позволяющая мне довести свою роль до конца. Спасибо, Кадия, за доверие. Надеюсь, я его оправдаю.

Четвертый участник сцены, Полынь, лежал молча. Сетка Хлэнда не давала Ловчему говорить, спелёнатые ноги — убежать; он просто смотрел, как-то устало, как угрюмая девочка-вир копошится над ним с кинжалом.

Зато Мелисандр Кес в клетке волновался за всех и сразу. Еще одна «звезда» нашего трагикомического водевиля, всё норовящего вырасти в «пеплум»…

— Ринда! — патетически упрашивал саусбериец. — Детка! Тебе не обязательно чужое мнение слушать, чтоб чего-то в жизни добиться! Тем более, мнение Тишь — она ж вообще не твоего жанра! О нет, ты зачем ему плащ под грудью разрезаешь? Ты что, ножом его по живому разделать хочешь? Детка! Я как врач тебе говорю: только не в печень — это слишком долгая, мучительная смерть!

— Кстати, отличная смерть. Ринда, поблагодари за идею! — живо откликнулась Тишь. В отражении кубка я засекла, как Ходящая отвернулась и быстрыми пасами поправляет узоры пентаграммы, торопится. — Только не промажь. Пока он истечет кровью, как раз успеет подумать о своём предательстве.

Я ногтем большого пальца отколупнула крышку на колбе, которую сжимала в руке с ножом. Вторую колбу, закупоренную, я быстрым движением подпихнула под полу плаща Полыни. Эдакая заначка.

Глаза Ловчего от моих манипуляций наполнились некоторой степенью изумления.

— Так и сделаю, госпожа Тишь! — рявкнула я басом, а потом добавила почти неслышно, нервно косясь в кубок: — Полынь. Мы улетим, а ты лечись. Суррогатом, не классикой. Одну дозу внутрь раны волью. Другую тебе Мел скормит, да? — я подняла взгляд к Мелисандру.

Саусбериец сделал страшные глаза и незаметно кивнул: ясен-пень, скормлю, Стражди!

Для вида он продолжал ругаться о том, как девочка Ринда убивает свою бессмертную душу. Левой рукой Кес эмоционально схватился за сердце, двумя пальцами правой весьма очевидно указывал на побреберье. «Бей сюда».

Благодарю за демонстрацию. Хотя, к счастью, я и сама знаю, куда ударить. Так, чтоб выглядело смертельно, успокоив злостную Тишь, но при этом дало Ловчему время. Спасибо любимой настольной книге Дахху: «Анатомия индивида», которую я иногда почитываю по ночам, что помогает уснуть мне и жутко льстит другу…

Без предупреждений — ну как о таком предупредишь? — я вогнала нож в оголенный бок Внемлющего. Полынь взвыл даже сквозь сетку.

— Наконец-то! — одобрила Тишь и в кубке стало видно, как она идёт к нам, проверять.

— Потерпи, — одними губами шептала я, делая жирный надрез и тотчас щедро заливая его кровью Рэндома. Гуще, гуще! Безнадежную рану стянуть! — Потерпи. А то, знаешь, ты вообще-то очень нужен. Просто очень. Просто ужас-кошмар-и-жуть как нужен, сама в шоке. Странно, что ты не в курсе, умник.

Полынь в ответ на реплику удивленно вскинул брови.

Потом неожиданно улыбнулся — «одними глазами» (так вот как это делают, хм!). И тотчас взвыл, закатив черны очи, когда я резанула еще немного, завидев приближение Тишь.

— М-да… — не оценила та, нависая над мной — я едва успела спрятать пустую колбу обратно в рукав. — Криво. Мелко.

Она наклонилась, разглядывая рану — та была действительно неглубокой, зато щедро сочилась божественной кровью наравне с человеческой.

Ходящая прикинула что-то, цокнула языком:

— Хотя кроваво. Вдали от кургана подохнет, как пить дать. Что ж, прощай, племянник.

И она по-отечески пнула Полынь сапогом в живот, как будто по плечу — "бывай!" — хлопнула.

Потом Тишь схватила меня за локоть и, развернувшись, пошла в центр пентаграммы, таща за собой, как собачку.

И тотчас зазвонил будильник.

Полночь.

Мумии, давно уже дорисовавшие черты, синхронно замерли — все на своих местах.

Те мертвецы, кто был возле жертвенных каннибалов, свернули пленникам шеи. Мумия сорок семь, поймав мой взгляд, кивнула, а потом вытянулась по струнке, как и все её «сородичи».

Тишь пропела заклятье. Линии пентаграммы вспыхнули; подземелье заволокло зеленым туманом; воздух сгустился до черноты.

— Ну как тебе, Ринда, "веселье"? — без интереса поинтересовалась Ходящая.

— Нормально, госпожа Тишь.

— Пха. Неблагодарная, неблагодарная молодежь.

Мир стал отдаляться и таять, и до последнего я смотрела Мелисандра, честно ждущего, пока мы исчезнем, чтобы открыть свою клетку и доказать вон той кровавой фигурке, что он действительно в некоей степени врач, чем так любит хвалиться.

Эх.

Будем считать, двое от Тишь избавлены.

Осталось всего ничего — целый город.

«Меньше слов, больше дела». Отличный принцип для людей; плохой — для политиков.

Магический бюллетень вредных советов по государственному управлению

Никогда не знаешь, в какой момент в тебе проснётся нежная барышня.

Хотя мой опыт подсказывает: в самый неподходящий. Когда, напротив, лучше б стать бородатым дровосеком без сердца, но с бицепсами.

В общем, в такой момент, как сейчас: ведь мне — по-хорошему, отложив сантименты, — нужно убить Тишь из Дома Внемлющих. Пока она так беззащитна…

Мы летели в восхитительном ничто телепорта, и эта женщина — эта страшная женщина — стояла, вытянувшись осиной, завороженная танцем космоса на гранях пентаграммы. Мироздание пело, приветствуя нас. Переливы нот напоминали северное сияние, обратись оно музыкой, или звуки китов в глубинах Жемчужного моря.

— Ты видишь это, Ринда?.. — ошарашенно спросила Тишь.

В серебряной пластине на её глазу отражались столбы разноцветных сполохов, пробивающих черноту мироздания. Они неслись мимо нас в диковинной пляске, снизу-вверх. Мы будто падали в Великое Никуда, и вся безграничность множественной вселенной одновременно давила и утешала… Я слышала шепот теневых бликов, щекочущих меня вдоль ресниц. Ходящая — тоже слышала, наверняка; и явно громче — ведь в ней сегодня плескалось магии поболее, чем у меня.

— Очень красиво, — ответила я, нервно облизнув губы.

Давай, Тинави. Давай.