Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Джеймс Хэдли Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лет пять назад. Я думал об этом, пока вы спали. Кстати, у меня поместье совсем как у Сарлинга — только во Франции. Знаете ли, замок с черепичной крышей, хорошая мебель, стены в кабинете покрыты бархатно-коричневой кожей с золотым тиснением, а вокруг сада — высокая стена. Когда-то я видел такой дворец, и с тех пор желание владеть подобным уже не покидало меня. — Бернерс рассмеялся. — Кажется, мои желания высятся передо мной, как стена.
Рейкс улыбнулся и пошел на кухню, бросив на ходу:
— Вы многим хотите обзавестись, верно?
— Да, хорошими вещами.
— Вот и разберись в людях!
— Каждый сходит с ума по-своему. Блажет тот, кто может позволить себе жить в роскошном убежище.
— Выпейте-ка лучше кофе.
Рейкс вошел в комнату с подносом, на котором аккуратно расположились сливки, сахар, серебряные ложечки, кофейник, чашки и блюдца.
— Вы бы на такое дело тоже пошли, — заметил Бернерс.
— Никогда, ни пять, ни десять лет назад. Это не моя стихия.
— А я думаю, пошли бы. Беда в том, что это придумали не вы. Вам нужны собственные идеи, свой вызов. Вы не любите получать что-то из вторых рук. Фрэмптону все самому должно прийти в голову.
— Я Рейкс, а не Фрэмптон.
— Фрэмптон и Бернерс. Это же реальные люди. Сегодня вы в первый раз сварили для меня кофе.
— Надеюсь, он удался?
— Не так хорошо, как у Энджерс. А все-таки… — Он взял со стола разорванный проспект. — Вы этого не хотите?
— Нет.
Бернерс бросил половинки в корзину для бумаг.
Через полчаса он ушел, сказав на прощание:
— Позвоните мне насчет мисс Виккерс.
…Белль приехала в шесть вечера. Рейкс помог ей раздеться, подал стакан виски и зажег сигарету. Все это было сделано с ласковой суетностью, каждое движение он заранее продумал, потому что понимал ее волнение и старался уберечь от лишних страхов.
— Я не хотела звонить, ничего такого… Знаешь, это было бы неразумно. В общем, конечно, все оказалось не таким страшным, как я думала, — коротко усмехнулась она. — Понимаешь, когда тебе известно, что случилось, то, сдается, будто это видно каждому, будто это написано у тебя на лице. Но ведь все не так, правда?
— Если на бутылке написано «джин», ты же не станешь открывать ее в магазине. Успокойся и расскажи все по порядку.
Рейкс сел напротив, придвинул поближе стул и положил руку ей на колено. Она наклонилась вперед, крупинки туши на ресницах казались вблизи грубыми, разнокалиберными, будто увеличенными лупой. Он поцеловал Белль, зная, что сейчас наступил пик ее 24-часового напряжения и что к завтрашнему утру у нее изгладится в памяти и станет обычным то, что было простой работой для них с Бернерсом.
— Расскажи мне все, — снова попросил Рейкс.
— Ну, нашел его Бейнс. Он пришел ко мне. Ты знаешь, я не спала. Нет, спала, наверно, но… как курица на насесте. Доктора я все-таки вызвала. Это было ужасно — ждать, когда он приедет, ждать, когда, наконец, выйдет от Сарлинга. Вот он вышел, а я приготовила ему кофе — боже мой, до сих пор это слышу! — он объявил, что у старика элементарный разрыв сердца. Ничего неожиданного. Несколько лет назад у него уже были нелады с сердцем. Я сказала, что Сарлинг поздно ночью решил вернуться — врач в ответ только кивнул. Заверил, что все уладит, и попросил меня связаться с адвокатом и с одним из вице-директоров.
— Не говорил ни об окоченении, ни о чем другом?
— Нет. Написал свидетельство о смерти и велел передать адвокату. Даже о родственниках и наследниках не спросил. Я, наверно, имела право рассердиться: ведь он выудил из старика сотни фунтов, но его совсем не тронула смерть пациента, и ему, конечно, казалось, что мне тоже должно быть все равно.
— Ты, наверно, оторвала доктора от утренней партии в гольф где-нибудь в Уэнтворте.
— Поэтому он, видимо, и похлопал меня ниже поясницы, когда уходил. Будто в отместку. — Белль засмеялась. Наконец она успокоилась, отпила глоток и сказала: — Прости. С тобой я могу себе такое позволить. Но, клянусь, больше мне не в чем себя упрекнуть. Я сделала все как надо, правда? Даже в машине, когда он сулил мне золотые горы.
— Ты вела себя прекрасно. — Рейкс поднялся и подлил ей виски. — Забудь Сарлинга. Теперь он уже ничто. Огромный нуль. Скоро для тебя наступит новая жизнь. А пока нам надо кое-что доделать, кое-что подчистить. Для начала забудь о Бернерсе. — Рейкс бросил ей на колени ее досье. — Уничтожь вместе со светокопией. Я не читал это и не хочу читать.
— В нем нет ни слова о том, какая я теперь, с которой знаком ты, Энди.
Рейкс опять еле сдержался. Это далось ему нелегко. Он уже понял: то, что они вместе бились над одним — убрать Сарлинга, — дало ей ощущение слишком близких и теплых отношений с ним. Меньше всего он хотел нечаянно показать ей, что хочет от нее избавиться, выкинуть ее из головы и из жизни как можно скорее.
— Сколько еще можно здесь жить?
— За квартиру заплачено до конца мая.
— Ну что ж, пока ничего менять не будем. Я останусь здесь до похорон. Потом съезжу в Девон. Надо как-то избавиться от капсул. Нельзя же их просто выбросить — это слишком опасно, и в гараже их долго держать тоже не следует. Однако это моя забота. А ты будешь здесь? Ночевать, я имею в виду.
— Пока нет. Сначала узнаю, как дела на Парк-стрит. Но, конечно, я всегда смогу прийти сюда и встретиться с тобой, Энди.
— Конечно. — Он улыбнулся, протянул руку к ее шее, приласкал. — А еще у нас на руках машина. Когда уничтожим капсулы, развяжемся и с нею, и с гаражом — со всем, что напоминает о старике. Боже, как я рад, что освободился от него.
Рейкс подошел с бокалом к бару. Повернувшись, он увидел, что на него смотрит Белль, и понял: пора ответить на вопрос, который терзал ее с первых проблесков рассвета. Тогда он затерялся среди страхов и волнений, но теперь выплыл наверх, требуя внимания. Понимая, что рано или поздно через это нужно пройти, Рейкс сам вызвал ее на разговор:
— Что с тобой?
Ты же знаешь, что со мной.
— Разве? — Теперь, когда разговор уже начался, он не предлагал ей помощи.
— Да. От него ты избавился. И рад этому. А как же я, Энди? Ты с радостью освободишься и от меня?
Рейкс улыбнулся