Добрые люди - Артуро Перес-Реверте

Он продолжает читать вслух, четко проговаривая все слова и разделяя фразы. Перевод дается ему без труда.

– À l’ instant vous tombâtes entre mes bras[97], – читает он.

В этот миг вы пали в мои объятья. Я без колебаний схватила клинок, который до этого мгновения казался мне преисполненным страха, и сама пристроила его в отверстие, которому сей клинок угрожал. Вы погрузились в меня, однако от ваших яростных толчков и ударов я не издала ни единого крика; мое внимание, сосредоточенное исключительно на удовольствии, не позволяло мне прислушиваться к боли… Страсть уже стерла философское отношение к человеку как хозяину себя самого, как вдруг вы произнесли, обращаясь ко мне и едва выговаривая слова:

– Я не смогу, Тереза, воспользоваться всеми правами, которые вы мне предоставили; вы можете понести, а я хочу этого избежать. Величайшее наслаждение уже близко, поднесите вновь вашу длань к своему победителю в тот миг, когда он оторвется от вас, и помогите ему ритмичными движениями… Этот миг настал, дочь моя… Я… умираю… от наслаждения…

– Ах, но ведь и я умираю, – воскликнула я. – Я не могу более терпеть… Я… теряю… рассудок…

Тут я схватила клинок и легонько сжала его в руке, служившей мне в этот миг неким подобием футляра, который он использовал, чтобы достичь наивысшего пика.

Дойдя до этого пункта, адмирал медленно закрывает книгу, поднимается с кресла и несколько мгновений стоит неподвижно, серьезный и сосредоточенный. Затем, неторопливо приблизившись к Марго Дансени, словно бы давая ей возможность остановить его словом или взглядом, он преодолевает, так и не встретив препятствия, пространство, отделяющее его от блаженства.

Над улицей Вивьен дождь раскинул свое серое покрывало. Его непрозрачная пелена временами делает невидимыми здания, которые тянутся по обе стороны улицы. Прижавшись спиной к мокрой стене и защищая себя от воды лишь с помощью шинели и шляпы, Паскуаль Рапосо издали следит за доном Эрмохенесом Молиной и аббатом Брингасом, которые поспешно шагают по мостовой, взявшись под руку и укрывшись от ливня большим черным зонтом. Скосив глаза направо, Рапосо убеждается в том, что Мило, сопровождаемый двумя парнями, – «шутниками, которым он полностью доверяет», как сам полицейский ему объяснил, – также следует за ними по пятам по другой стороне улицы, зоркий и сторожкий, как ястреб-перепелятник, ловко обходя струи воды, падающие с крыш и из водостоков. Улицы почти безлюдны: изредка проедет экипаж, обдав все кругом грязью. Редкие пешеходы пробираются поспешно, почти украдкой, а то и вовсе бегут со всех ног, чтобы не промокнуть насквозь. Бледный сероватый свет едва проникает в сумрачные порталы, витрины некоторых магазинов подсвечены горящими свечами. Все вокруг кажется холодным, мокрым, сиротливым и бесприютным.

Рапосо что-то прикидывает в уме, выбирая удобный момент. В районе Нёв-де-Пети-Шан, неподалеку от Пале-Рояль, тихая, темная улица Вивьен совсем замирает. Пять минут назад аббат и академик вышли из банка Ванден-Ивер и движутся в направлении Сены. Остается предположить, что они несут с собой деньги, предназначенные для покупки «Энциклопедии» у вдовы Эно, эти деньги, как утверждает Мило, мастер такого рода расследований, должны передать сыну вдовы, адвокату, чей кабинет располагается рядом с Дворцом правосудия. Этот путь предполагает несколько точек, где можно осуществить задуманное, о чем Рапосо размышляет сейчас с хищной и зловещей улыбкой. Они обговорили и обсудили все, кроме подходящего места, где приведут в исполнение свой план. Однако по мере того, как аббат и библиотекарь приближаются к реке и центру города, шансов становится все меньше. В окрестностях Лувра даже в дождь много людей и экипажей, а в районе Нового моста нет-нет да и прошагает патруль французских гвардейцев. Вот почему все должно произойти раньше, в квартале, чью воображаемую границу Мило обозначил в районе Сент-Оноре. Это, по словам полицейского, крайняя точка. Последняя возможность напасть и убежать.

Единственное, что удивляет, – размышляет Рапосо, с яростной бранью уворачиваясь от очередного ледяного потока, низвергающегося с крыши, – это отсутствие дона Педро Сарате. Несмотря на то что Рапосо, Мило и двое головорезов шли за библиотекарем и аббатом с того момента, как они покинули банк Ванден-Ивер, проведя внутри битый час, адмирал так и не появился. В принципе, это не так важно, поскольку все равно понятно, в чьих руках находятся деньги, полученные в обмен на вексель, предъявленный академиками; однако Рапосо – человек щепетильный: он не любит идти по жизни дальше, не завершив начатого. Скорее всего, адмирал движется им навстречу, размышляет Рапосо. Возможно, еще не решено, где произойдет встреча – в кабинете адвоката или в Марэ, где живет вдова. Последняя мысль его тревожит. Надеюсь, подозрительно говорит он себе, этот тип не появится прямо сейчас, а упаковывает где-нибудь двадцать восемь томов проклятой книги.

Аббат и библиотекарь дошли до угла. Строительные леса преграждают им путь к садам и галереям Пале-Рояль, которые сейчас ремонтируют, и Рапосо убеждается в том, что они повернули налево. Он ускоряет шаг, чтобы не потерять их из виду, шлепает по лужам, сокращая расстояние. Он замечает, что идущие по правой стороне Мило и прочие также ускорились. Дойдя до перекрестка, Рапосо высовывается из-за угла и убеждается в том, что двое мужчин сворачивают на улицу Бон-Занфан и постепенно удаляются. Эту улицу они с полицейским упоминали в числе прочих, подходящих и не очень, планируя сегодняшнее предприятие. Для их плана она подходит идеально – темная, узкая, с примыкающим к ней переулком. Рапосо поднимает руку, чтобы предупредить Мило, но понимает, что тот оценил положение вещей, потому что уже дает инструкции своим агентам, которые бегут, разбрызгивая воду, проносятся под лесами Пале-Рояль и исчезают из виду. Затем Мило поворачивается к Рапосо и делает знак, что все в порядке, после чего тот вновь ускоряет шаг, поворачивает за угол и видит двоих преследуемых, которые по-прежнему, взявшись под руку, шагают под зонтиком, не ведая, что происходит у них за спиной. Они уже в двадцати шагах, поэтому Рапосо движется еще быстрее, стремительно сокращая дистанцию, дождь хлещет его лицо под промокшей шляпой, стекает по фалдам шинели, ноги промокли насквозь до самых бедер, несмотря на гамаши, надетые сверху, – собранный, как пружина, целеустремленный, яростный, слыша, как бешено бьется пульс в ушах и в сердце. Неплохо, думает он, вспомнить время от времени старые привычки и уснувшие инстинкты. На мгновение он оборачивается, чтобы проверить, следует ли за ним Мило, и видит, что тот тоже преспокойно сворачивает за угол, чтобы следить за происходящим издали, как условились. На случай, если что-то пойдет не так или кто-нибудь позовет полицию. В конце концов, рассуждал Мило накануне, усадив по шлюхе на каждое колено, пока они пили пиво в старом трактире на Рампоно, полиция – это он сам и есть.

Ни разу в жизни дон Эрмохенес не видел такого ливня! Несмотря на зонт, укрывающий его и аббата Брингаса, который с самоотверженной решимостью сжимает рукоятку, обе ноги и половина тела библиотекаря промокли насквозь, а испанский плащ пропитался водой. Да и Брингас в своем пальто, застегнутом до самого подбородка, чувствует себя не лучше. Фиакр поймать не удалось, свободные экипажи все до единого словно бы растворились в хлещущей со всех сторон воде. И вот пешком они торопливо шагают плечо к плечу, кое-как защищаясь от дождя.