Светлая грусть - Ольга Эдуардовна Байбулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставалось надеяться, что Аня-таки выздоровеет и сама позвонит Алисе узнать новости про свои дела сердечные.
Стас постепенно шел на поправку. Крепкий мужской организм успешно боролся со свалившимися на него невзгодами и без вмешательства врачей, пригласить которых больной так и не разрешил. Сильно помогла в этом деле Ксюша, в своих любви и строгости к дяде заменившая настоящего доктора. Ее удачно оставили дома. Для вернувшего себе память Стаса девочка снова стала дорогим человечком, к воспитанию которого он имел непосредственное отношение. Возможно, именно ее присутствие и помогло ему найти в себе силы сопротивляться недугу.
От садика Ксюшу освободили всего на несколько дней, этого времени родителям хватило, чтоб понять ситуацию с Анютой, а Стасу – немного окрепнуть. Он не раз безуспешно пытался прочитать принесенный из гаража блокнот – его содержимое оказывалось слишком волнительным для все еще слабого организма и заставляло включать защитную реакцию в виде жара и сна. То ли от этих симптомов, то ли от избытка чувств, глаза слезились, буквы расплывались, и текст до сознания не доходил.
Стас к блокноту относился с особой нежностью, как к долгожданному письму с того света. Хотя ничего уникального эта книжица в себе не хранила.
На первой странице сверху была красиво выведена дата – у Олеси, похоже, было много свободного времени, которое она потратила, добавляя буквам объем, тени и какие-то виньетки. Ровным красивым почерком как многие творческие люди девушка не отличалась – поэтому аккуратные разрисованные цифры по определению были плодом работы, требующей отдельных энергозатрат.
Следовавший дальше текст, написанный уже обычными, не ровными, но понятными буквами, объяснял причину чересчур декорированной даты.
«Скучно», – этому слову тоже досталось несколько штрихов от Олеси. Потом, видимо, рисовать ей надоело, и девушка решила пожертвовать внешним видом текста в угоду его количеству:
«Давно уже я собиралась начать вести дневник. Похоже, пришло его время. Так удачно в бардачке подвернулся подаренный Катюшкой блокнот, и кто-то свыше дал мне уйму времени на его заполнение…
Стасик сказал, пора бы мне переобуть машину, я предложила как обычно вместе записаться в сервис. И надо же было Алиске вставить, что я без мужа даже такие простые вещи сделать не могу. Вот. Вспылила, уехала. Доказываю, что могу – заехала в первую попавшуюся мастерскую, а тут очередь. Всего четыре машины передо мной, но как же все медленно происходит! Уезжать принципиально не буду – дала себе слово вернуться домой на летней резине.
В воздухе уже пахнет весной, какой весной – летом. Мы послезавтра улетаем отдыхать, майские праздники точно будут жаркими – вряд ли ТОГДА захочется тратить время на простой в очереди в автосервис.
Лучше я сейчас».
Дальше было написано «– и на всю оставшуюся» и зачеркнуто, даже заштриховано, но разобрать скрытые буквы было можно. Казалось, на этом Олеся готова была остановиться, но кто-то свыше еще не разогнал все стоящие перед ней машины. И девушка продолжила с новой строки:
«Собственно, чего это я жалуюсь? Очередь, наверное, раздражает. Не помню, когда последний раз стояла за чем-нибудь в очереди. Отвыкла.
Буквально вчера повздорила со своими, потому что, напротив, доказывала, как у нас все хорошо. Стас, собственно, и не возражал до того, как я совершенно честно сказала, что если бы сейчас меня шальной трамвай переехал, я бы даже не расстроилась – умерла бы абсолютно счастливой.
Он на меня как-то испуганно посмотрел, словно я прямо сейчас пойду под трамвай бросаться и произнес: «Олесенька, ты так лучше не шути, нехорошо это на себя наговаривать».
А у меня есть дурная черта – не могу остановиться, если мысль какая-то зацепит. Вот и принялась развивать эту тему – всю жизнь ведь чего-то мне не хватало. С самого рождения – мамы, потом личного пространства. Не то что бы я сестру не люблю – но, чего скрывать, в нашей двушечке папа даже кота завести не разрешал, потому что тесно. Уж про то, как по мере нашего взросления ощущалась нехватка денег, лучше бы вообще промолчать. Не хватало и времени – на себя любимую – постоянно кому-то что-то я была должна – уроки, экзамены, посидеть с племяшкой… И ведь в чем парадокс – я их всех обожаю – и папу (Царство небесное), и сестрицу при всей ее расчетливости и строгости, и, конечно, Ксюню. Но вот все они умели (а кое-кто и сейчас умеет) напрягать.
Алиса, кстати, кажется, тоже на мои доводы слегка обиделась.
Я же все это припомнила не со зла, а доказывая им, что сейчас настало какое-то неземное счастье – у меня все так хорошо… даже страшно от этого становится. Может, кто-то всю жизнь пытается прийти к тому, что у меня есть теперь. Я до них хотела донести: умирать надо не устав от жизни, а наоборот – пока ты не успел испытать это удручающее чувство разочарования.
Меня окружают любимые и (что еще важнее) любящие люди, я занимаюсь, чем хочу, и мое творчество востребовано, а еще, наконец, довела до ума Стасов отдел благотворительности – теперь они взаправду благо творят, а не для галочки работают. Девочки все компетентные там у меня – каждой как себе доверять могу. Смешно прозвучит, но теперь – я хоть под трамвай, а у них все будет работать. Вчера как раз в больницу ездила к мальчику, который курс лечения прошел – мама (это видно) светится изнутри. Как же здорово иметь возможность помогать: не молча жалеть со стороны, а делать что-то.
Я даже думала, не написать ли такую бумажку, чтоб, когда умрешь, твои органы отдали на пересадку. Возможно, я буду древней бабушкой, и они вряд ли кому-то пригодятся. Но на случай такого вот трамвая надо бы.
Почитаю по возвращении в Интернете, как это пишется и кем заверяется. Если бы не бюрократические тонкости, я б может и раньше этим делом занялась, но… ладно, успеется, какие наши годы.
О, да я следующая в очереди! Свершилось. Пора.
Нет, велели еще минут пять подождать.
А дневник-то вести, оказывается, даже интересно.
Не знаю, найду ли на него время в ближайшие дни – дел целое море скопилось до отъезда.
В отпуске тоже вряд ли.
Зато вернусь – и предоставлю полный отчет.
Ура. Теперь