Противостояние. Армагеддон - Стивен Кинг

И она подумала: «Меня зовут Абагейл Фримантл Троттс, яхорошо играю и хорошо пою. Я знаю это не с чужих слов».

И она запела «Старый шершавый крест», тихо наигрывая мелодиюна гитаре. Потом она более энергично исполнила «Как я люблю своего Иисуса», азатем уже в полную силу сыграла «Пикник в Джорджии». Люди в зале, раньшесидевшие абсолютно неподвижно, начали раскачиваться почти что против своейволи. Некоторые улыбались и хлопали себя по коленкам.

Она спела подборку песен Гражданской войны: «Когда Джоннимарширует домой», «Поход через Джорджию» и «Арахисовые орешки» (во времяпоследней песни в зале заулыбались; многим из зрителей, бывшим ветеранамреспубликанской армии, не раз приходилось есть на службе один арахис). Оназакончила «Возвращением на старую стоянку», и после того, как последний аккордрастворился в тишине, она подумала: «Ну а теперь, если вам приспичило бросить вменя ваши помидоры или что там у вас припасено, то прошу вас начинать. Я игралаи пела так хорошо, как никогда в жизни, и это на самом деле было прекрасно».

Когда последний аккорд растворился в тишине, в зале на одиндолгий, почти волшебный миг воцарилось полное молчание, словно люди, сидевшие вкреслах и стоявшие в конце зала унеслись куда-то далеко, так далеко, что сразуне найти дороги обратно. Потом разразились аплодисменты и нахлынули на неепродолжительной, непрерывной волной, от которой она покраснела и почувствоваласебя смущенной. Ей стало жарко, и мурашки побежали у нее по телу. Она увиделасвою мать, которая плакала, не скрывая этого, и своего отца, и Дэвида, которыйглядел на нее сияющими глазами.

Тогда она попыталась уйти со сцены, но повсюду раздалиськрики «Бис! Бис!», и с улыбкой она сыграла «Кто-то копал мою картошку». Песенкабыла совсем чуть-чуть непристойной, но она решила, что может себе этопозволить. В конце концов она была замужней женщиной.

Кто-то копал мою картошку

И оставил ее у меня в закромах

И в беде оказалась невинная крошка

А приятель ее пропадает в бегах.

Там было еще шесть подобных куплетов (а некоторые даже ещепозабористее), и она пропела их один за другим, и в конце каждого из нихраздавался все более оглушительный хохот одобрения. А позднее она подумала отом, что если она и совершила какую-нибудь ошибку в тот вечер, то оназаключалась как раз в исполнении этой песни. Это была именно та песня, которуюони ожидали услышать от черномазой.

Она закончила под громоподобную овацию и новые крики «Бис!»Она вновь поднялась на сцену, и когда толпа затихла, она сказала:

— Большое спасибо всем вам. Я надеюсь, вы не сочтете менявыскочкой, если я попрошу у вас разрешения спеть еще одну, последнюю песню,которую я специально разучивала, но никогда не думала, что буду петь ее здесь.Но это одна из лучших песен, которые я знаю, и в ней говорится о том, чтопрезидент Линкольн и эта страна сделали для меня и моих близких, еще когда меняне было на свете.

Они сидели теперь очень тихо и слушали внимательно. Члены еесемьи обратились в камень. Они сидели рядом с левым проходом, словно пятно отежевичного варенья на белом носовом платке.

— В ней говорится о том, что случилось в самой серединеГражданской войны, — продолжала она ровно, — о том, что позволило моей семьеприехать сюда и жить рядом с чудесными соседями, которых послал нам Бог.

Потом она заиграла и запела «Звездно-полосатый флаг», и всевстали со своих мест и слушали. Многие полезли в карман за платками, а когдаона кончила, раздались такие аплодисменты, что здание чуть не рухнуло.

Это был лучший день в ее жизни.

* * *

В следующие дни у нее было много работы, так как она ждалагостей. Какие бы ужасные сны ей ни снились, какой бы усталой она себя ничувствовала, она никогда не пренебрегала гостями и не собиралась делать этого исейчас. Но ей надо действовать очень медленно, иначе она обо всем позабудет ивсе перепутает, а кончит тем, что будет гоняться за своим собственным хвостом.

Во-первых, надо будет наведаться в курятник к ЭддиРичардсону, а это приличное расстояние, четыре или пять миль. Она поймала себяна мысли о том, что пошлет ли ей Бог орла, чтобы пролететь эти четыре мили, илиже ее подвезет Илья на огненной колеснице.

— Богохульство, — сказала она себе благодушно. — Господьпосылает силу, а не такси.

Помыв свою немногочисленную посуду, она надела тяжелыебашмаки и взяла с собой трость. До сих пор она пользовалась ей очень редко, носегодня трость ей понадобится. Четыре мили туда, четыре обратно. В шестнадцатьлет туда она могла нестись сломя голову, а обратно бежать трусцой, но это былоочень давно.

Она отправилась в путь в восемь часов утра, надеясь на то,что к полудню она дойдет до фермы Ричардсонов и сможет поспать в самые жаркиечасы дня. В конце дня она свернет шею курам и пойдет домой в сумерках. Она несможет вернуться до темноты. Это соображение заставило ее вспомнить о своемвчерашнем сне. Но черный человек еще далеко. Гости гораздо ближе.

Она шла очень медленно. Даже в половину девятого солнцепалило. Когда она дошла до почтового ящика Гуделлов, то почувствовала, что ейнадо отдохнуть. Ни орла, ни такси видно не было. Господь помогает тем, ктопомогает себе сам. Она чувствовала, как суставы ее настраиваются: ночью ониустроят концерт.

Время шло, и ее тень становилась все короче и короче. За этоутро она видела столько диких зверей, сколько ей не встречалось за все те годы,которые прошли с начала двадцатых. Если бы она слышала, как Стью Редман и ГленБэйтмен обсуждают странную — это им она казалась странной — избирательностьсупергриппа в отношении животных, она бы расхохоталась. Болезнь убила домашнихживотных и оставила диких — вот и все. Несколько видов домашних животныхсохранилось, но как правило, болезнь уничтожала человека и его лучших друзей.Она уничтожила собак и сохранила волков, потому что волки были дикими, а собаки— нет.

Все тело ее болело. Она шла и разговаривала со своим Богом,иногда про себя, иногда вслух, не ощущая разницы между первым и вторым. И вновьона начала думать о прошлом. Конечно, 1902 год был лучшим. После этого времяпошло быстрее, и страницы какого-то огромного и толстого отрывного календаряшелестели и шелестели, почти не задерживаясь на месте. Жизнь тела пролетела такбыстро… как это оно умудрилось так устать за такой короткий срок?

От Дэвида Троттса у нее было пять детей. Одна из них,Мэйбелл, подавилась яблоком и задохнулась на заднем дворе Старого Дома. Эббиразвешивала одежду, а когда она обернулась, то увидела, как девочка лежала наспине, царапая ногтями горло и наливаясь кровью. Ей удалось наконец извлечькусок яблока, но к тому времени крошка Мэйбелл уже стала неподвижной ихолодной. Из всех детей Эбби она была единственной девочкой и единственнымребенком, погибшим от несчастного случая.