Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что? — обратился к тому, что осадил своего дружка.
— Детоёб, — сплюнул мужик, присел по другую сторону и задрал футболку, оголяя ожог, — Видишь? За дело. Доктор, я всё понимаю, но...
— Но ты ничего не понимаешь, — холодно оборвал его Док. — Кто меня тут знает ещё?! Так вот. Шишкину скажете — под мою ответственность. Потом пусть с меня спрашивает. Он не педофил. Ставлю своё слово против того, кто эту чушь сморозил. А брата я забираю.
"Брата" — опять укусило в самое сердце, пустило яд, сжало. Братом Доктор Ворона не считал. Другом — да, товарищем — да. Надежным — ещё бы. Брат у него был только один, но перед мафией нужен вес и положение.
— Он. За. Мной. — Добавил, выделяя каждое слово, ловя во взглядах недоверие. Сам сейчас почти стал Зверем, плотно сжимал челюсти. Хорошо, всё-таки, что его до сих пор помнили многие из даже мелких подчиненных. И, раз до сих пор не гнали, до сих пор побаивались.
— Ответишь, значит, в случае чего? — спросил мужчина.
— Отвечу, — кивнул Доктор, — Номер мой у вас есть. Надо — звоните.
Потом они ушли.
— А, кто это вообще?... — донеслось до него.
— Если не знаешь — повезло. — прозвучало нервно в ответ. Доктор тяжело вздохнул, вновь опустился рядом с Вороном, пошарился по карманам, вытащил из внутреннего пузырёк. Поговорить с с ним хотелось без лишних ушей, да и в себя привести до дома тоже. Ни к чему лишний раз пугать Ташку. К тому же — на себе Док его вряд ли в таком состоянии утащит.
— Пернатый, блять! На меня смотри. Слышишь? Моргни хоть, если да.
Не сразу, но постепенно Ворон в сознание возвращался. На удивление, слышал. Слышал и раньше — Док гаркнул так, что даже через звон в ушах пробрало. То, что это Док, Ворон понял, правда, только сейчас, но всё равно какой-то частью сознания догадывался. Моргнул, пока перед глазами всё двоилось, попытался подняться, стиснул зубы — не вышло. Смирился, снова закрыл глаза, наконец мог дышать ровно, тяжело, но спокойно.
— Прости, — выдавил хриплым, срывающимся голосом. — Дай... Дай полежать. Я... сейчас.
Стыд был, пришёл следом за осознанием. Вина тоже была, и ненависть на собственную недальновидность. Но кто же знал... кто же знал, каким образом его собрались убрать со сцены! Давайте весь Питер теперь узнает... и, кто-нибудь, да забьёт. И это казалось Ворону даже унизительнее перед Доктором, чем сам факт того, что его сейчас вытаскивают за шкирку из очередного дерьма.
— Я тебя не тороплю. — Всё тем же холодом окатывал Доктор.
Отвлёкся, полез в карман за телефоном, набрал Таше.
— Уложи дебила в кровать, пусть вколет ещё морфия и, желательно, постарается отрубиться. Я скоро буду. С Вороном всё нормально, но нужно задержаться. Алиса не вернулась? Ладно. Если что — звони.
Сдержал вдох, сунул агрегат обратно и обратил всё внимание на друга.
— Это от тех ментов? — кивнул на живот. — Ты мог сказать мне, и я бы пошёл к Шишкину сам. Мозги на месте или все нахер повыбивали?
— От ментов, не мог, и нахер, — признал Ворон. — Не хочу, чтобы как... с Актёром. Это... казалось безопаснее. Для всех.
«И для тебя, Док, тоже, — подумал про себя. — Хотя так всегда кажется.»
— Алисы нет? — он даже открыл глаза и из вынужденно-спокойного стал понуро-взволнованным. — Что с Лёхой?
Снова попытался сесть. Получилось медленно и печально. Опустил плечи, склонил голову, зажмурился от боли в каждом уголке тела, но заставил себя — хотя бы из-за беспокойства о Призраке — терпеть и бороться. Чем быстрее он выберется, тем больше шансов, что ничего не упустит. Чёрт возьми, он даже спокойно полежать на асфальте не имеет права!
— Еблан, — констатировал Доктор, отвесив ему здравый подзатыльник. Пока с него хватит, на самом деле приложить его хотелось сильнее. Что б усвоил раз и навсегда. Но для начала — пусть оклемается. — Когда ты перестанешь вести себя как взбалмошный подросток и будешь мыслить рационально?
Потом понял, что на корточках сидеть невмоготу. Забил, опускаясь рядом, откинул волосы назад мотком головы, шумно выдохнул.
— А Лёхи прострелена рука. Жить будет, я его заштопал. Алисы нет. На телефон не отвечает. С Марц и Мел — тоже самое.
Хотел было сказать ещё про Герасима и Изабель, но не смог даже выдавить из себя имени. Просто надеялся, что Ворон и так знает, раз был там и наверняка видел.
В голове звенело после удара, и, если Док надеялся выбить из него все глупости — пока получилось просто всё. Даже наглый ответ: «Думаю, на том свете».
— Блять, — только и смог ответить Ворон. — Ещё этого не хватало.
Заболело тут же, куда сильнее, чем физически — «Пожалуйста, хватит!» — но ругательствами, сидя на асфальте, ничего не исправишь.
— Надо... искать, — Ворон предпринял попытку подтянуть под себя ноги и переместить центр тяжести, вместо этого качнулся обратно, не удержал стон и скрипнул зубами. — Чем раньше, тем лучше. Мало ли...
Так хотелось сказать: «Попроси Изабель» и сразу слезились глаза. Ворон мотнул головой, досчитал до пяти, попробовал снова встать, и снова безуспешно. Его тело издевалось над ним.
— Сиди уже... А лучше ляг. Куда ты в таком виде попрёшься? — проворчал Доктор. — Ничего тебе не сломали? Вывихи, ещё что?
Молча уже прикинул, что Ворон вряд ли даже до такси дотащиться. Ворон послушно вернулся в изначальное положение, окончательно несчастный и убитый по всех смыслах.
— Не знаю, — покачал головой, прислушался к ощущениям и попытался найти боль среди боли и боли. — Думаю, нет, — исходил из факта, что руки и ноги двигались. — Оставь меня тут, а, Док? — почти взмолился. — Я приползу, как смогу... Сейчас надо что-то делать. Хотя бы в интернете... Хотя бы кому-то... а я совсем бесполезен. Это же рационально, верно?
«Или я совсем дебил,» — подумал про себя, нахмурился и теперь склонялся ко второму варианту.
Доктор не сдержался, хотя планировал отложить на потом. Резким движением двинул другу под дых рукоятью трости. Сжал кулак — заместо его волосни и ядовито зашипел сквозь зубы, выплёскивая злобу:
— Прекрати. Ныть. Сейчас же.
Прикрыл глаза. Зверь рычал, скалился, просился наружу — забить кого-нибудь до смерти, замучить, лишь подарить маленькую частичку испытываемой боли. До смерти и не важно кого, хоть случайного прохожего, хоть специально выловленного подопытного нацика.
— Ты будешь бесполезен если я оставлю тебя здесь. Мы никуда не спешим. Как ты собрался их искать? Ездить и выглядывать по улицам? Орать во всю глотку имена, пока не отзовутся? Не смеши. Думай, блять. В тебе говорит отчаяние. Приди в себя, наконец, и сделаешь гораздо больше, чем можешь себе представить.
Ему хотелось обернутся, и Герасим поймёт всё без слов — подойдёт, стоящий обычно на отдалении, поможет поднять, довести куда надо. Но в подворотне они были одни, никаких голосов с внешней стороны слышно не было. Такой привычный мир рушился на кусочки, а Ворон бесил одним своим существованием. У него было время раскиснуть, если надо — разбить костяшки в мясо, выорать, выплакать всё, а сейчас — на это права не имел больше никто. Пока всё не будет доведено до конца.