Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь в горах под горным городком Серахсом Аркан смотрел, как Ксеркс и Миами уходили в лесные заросли. Ксеркс был высоким и плечистым, Миами на его фоне казалась совсем миниатюрной, и ее песчаного цвета шкурка казалась совсем светлой на фоне черной шкуры Ксеркса. Миами оживленно вертела своей круглой головкой с острыми, настороженно прижатыми ушами, и Аркан не сомневался, что сейчас в ее раскосых с вертикальными зрачками глазах плещется любопытство, а розовый носик беспрерывно морщится, втягивая незнакомые и притягательные запахи леса. Пантерка изгибалась под тяжестью черной сумки, в которой она несла две символа оставленной пантохомами цивилизации — книги и лекарства. Самец при ходьбе опирался на суковатую палку. Спину его горбил большой рюкзак, в который Аркан по возможности собрал все необходимое на первый, да и на второй случаи.
На опушке пантохомы остановились и оглянулись. Аркан прощально помахал им рукой, чувствуя, как в душе оживает сожаление и горечь. Вот и все. Свободны они были, в отличие от него. Давайте, детворята, живите. Блин, как там лаборант Витек говаривал? Первые представители искусственно созданной расы. Дай вам Бог выжить в горной холодрыге. Это вам не тропики, здесь люди в шубах ходят. Ну, шуба, может быть, у вас и своя отрастет или с кого-нибудь по дороге снимите. А что до остального, то выбор отныне только за вами. А Машка, зараза, с гордостью отмечал он, книги так и не бросила, будет теперь по ним учить свою детвору.
Аркан вдруг ощутил себя родителем, которого навсегда покидают выросшие дети. Чувство это ему ранее было неведомо, и теперь он пытался разобраться, чего в нем больше — гордости за неожиданно выросших детей или тоски окончательного и пугающего своей бесконечностью прощания?
Миами неожиданно поставила сумку на землю, опустилась на все четыре конечности и — гибкая, стремительная — метнулась назад.
Прыжки, которыми она неслась над землей, были высоки и грациозны.
Остановившись перед Арканом, Миами поднялась на задние лапы, и Аркан снова увидел ее яркие зеленые глаза. Миами подняла лапу и, не выпуская когтей, коснулась жесткими подушечками щеки Аркана.
Аркан молчал. Да и что он мог сказать? Некоторое время человек и пантохом смотрели в глаза друг другу. И тут Миами сделала то, что видавший виды в этой жизни Аркан всегда вспоминал с изумленным смятением, — она придвинулась, и влажный прохладный носик ее коснулся его небритой щеки. В следующее мгновение Миами уже летела назад к лесу, где на опушке ее терпеливо ожидал Ксеркс. Достигнув спутника, Миами встала на задние лапы, пантохомы еще раз обернулись, прощально помахали Аркану лапами и растворились среди зеленой листвы.
Аркан остался один и ощутил щемящую пустоту в душе. Путешествие закончилось удачно. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. В деревню ехать смысла не было, паспорт Аркана остался у Михиля, и тот, несомненно, проверит, не вернулся ли Аркан туда. Да и не ждали Аркана в деревне. Можно было куда-нибудь завербоваться, на Шикотан, скажем, или на Чукотку в геологоразведку. Но и здесь Аркана мучили сильные сомнения, уж больно высокие и всесильные покровители были у его бывшего шефа. Такие, пожалуй, и на Чукотке достанут. Да и документов у Аркана не было, кто бомжа без документов оформлять станет в разведку, неприятности на свою задницу искать? Но был еще один выход. О нем Аркан думал с тоской. Но именно он давал возможность отсидеться в безопасности, заполучить паспорт и когда-нибудь начать новую жизнь подальше от Михиля и его команды. Чем больше Аркан размышлял, тем больше понимал, что это для него единственный выход. Будь у него образование, Аркан, вероятно, придумал бы что-нибудь получше, но он был простым колхозником, получившим дополнительное образование в следственных изоляторах и колониях, куда его забрасывала нелегкая воровская судьба. Он посидел немного, глядя на загадочно молчащие горы, покурил задумчиво, и снова тоска принялась глодать его душу. Он яростно затянулся, отбросил окурок в сторону и встал, чувствуя, как упруго расправляются мышцы. Магазинчик он уже присмотрел по дороге, еще когда вез сюда зверят. Теперь надо было снять и закопать номера от машины, сбросить «уазик» в пропасть, вернуться и прикинуть, как грамотно этот магазинчик подломить, чтобы обязательно попасть в руки к местным мусорам. Особых трудностей Аркан впереди не видел, только его сильно смущали некоторые несообразности в судьбе пантахомов и его, Аркана. Для того чтобы спастись и остаться свободными, пантохомам обязательно нужна была воля. Человеку, чтобы спастись и остаться свободным, приходилось выбирать клетку.
Но, говоря словами покойного лаборанта Витьки, это был не единственный парадокс, который время от времени нам подкидывает госпожа Жизнь.
Памяти Васьки, Мурзика, Рикки, Дымка, Маркиза, Барсика и Марсика, которые жили рядом.
Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь.
С тех пор, как Р. Киплинг написал свою знаменитую сказку, коты и кошки гуляют сами по себе, но неизменно возвращаются в место, которое считают своим домом. Любая кошка щедра на любовь и платит лаской за ласку, но вместе с тем любой представитель кошачьего племени имеет хорошую память на те неприятности, которые ему доставляла жизнь.
Собака думает: вот человек, он меня поит, кормит, выгуливает… Наверное, он Бог!
Кошка думает: вот человек, он меня кормит, поит, выглаживает, стелет мне белое белье… Наверное, я — Бог!
Каждая история имеет свое начало.
Если покопаться в памяти, обязательно найдешь момент, когда все это началось. Но вот в чем дело: копаться и вспоминать просто не хочется. Кажется, все началось с того, что я завел кота. Нет, а с чего же еще могла начаться эта кошачья история? Кошачьих историй без котов или кошек не бывает. Знаете, когда человеку становится одиноко и тоскливо, или он хочет принести уют в семью, он заводит себе домашнего друга. Иногда им может оказаться самодовольный попугай, выучивший несколько слов, которыми он пользуется, чтобы уязвить хозяина. Попугай разговаривает, когда хочется ему, ему, граждане-читатели, наплевать на интересы хозяина, особенно если вы установите в его клетке маленькое круглое зеркало. Перед этим зеркалом попугай крутится все свободное время, придирчиво разглядывая себя, поправляя перья на груди и в хвосте. Даже неискушенному зрителю ясно, что себе попугай нравится, а для хозяина остается время, когда попугай не требует еды или после сытного обеда, когда разомлевший от сытости попугай склонен пофилософствовать по вопросам окружающего мира и своего места в нем.